Арина знала, что не передумает, но чувствовала, что старушка, хотя и сама продаёт свой дом, а каким-то отчаянием надеется, что это неминуемое не случится, и ей не придётся покидать свои стены, свои ненаглядные цветы. Как же всё-таки продаёт? Ведь это – то же, что родного человека продать… Сердце разорвётся!

Словно прочтя её мысли, тётя Зоя промокнула платком глаза и заговорила вновь:

– Удивляетесь, как я могу со всем этим разлучиться? Никогда бы не подумала, что придётся, и в страшном сне не привиделось бы… Но мне, дочка, много чего не могло привидится. Дочка наша, Ксюшенька, красавицей была, а счастья ей Господь не дал. Она, знаете ли, актрисой стать мечтала… Уехала от нас. В Москву… Поступать… Поступила, талант-то у неё был. А потом… – старушка глубоко вздохнула. – Я толком не знаю ведь ничего, она нам с отцом не рассказывала… Влюбилась она. В кого? По сей день не знаю да и уже не узнаю теперь… Вроде бы режиссёр какой-то, обмолвилась она раз. Бросил он Ксюшеньку нашу. Что говорить, дело обычное… А она уже в положении была. Родила сына, Алёшеньку, думала, бедная, что этот её… к ребёнку своему проникнется! Где уж! Разве же таким дети-то нужны? Мы с отцом её домой звали, чтобы жить вместе, растить внука. А она упёрлась: не хотела в деревню возвращаться. Дескать, смеяться над ней здесь станут! Несостоявшаяся актриса, безмужняя мать. Решила в Москве остаться, всё надеялась, что роль ей дадут. Она же у нас такая талантливая была, красавица…

За окном смеркалось. Тихонько тикали часы с кукушкой, потрескивал огонь в печи. Голос тёти Зои звучал глухо, тяжело ей было разворачивать кровоточащую рану перед человеком, который приехал забрать у неё её дом. А всё же рассказывала простую и горькую историю потерявшейся и погибшей в холодном городе души. Брошенная любимым человеком, обманувшаяся в мечтах о большом экране и сцене, Ксюша стала лёгким уловом для секты, каких в ту пору развелось необычайное множество. В какой-то момент она просто исчезла вместе с сыном. Это стало тяжёлым ударом для родителей. Отец не выдержал, слёг с ударом. А года через два отыскался Алёша. Отыскался в детском доме… О судьбе Ксении выяснить ничего не удалось, так и сгинула она без следа. Мальчик же был ещё мал и мог рассказать немного. Жили они с матерью в какой-то общине, где было очень голодно и страшно. А потом был пожар, и он оказался сперва в одном приюте, затем в другом. Хотела тётя Зоя забрать внука домой, да не тут-то было! В ту пору она овдовела, и старой хворой женщине органы опеки отказали в праве растить собственного внука… С той поры, выбиваясь из сил, ездила она навещать Алёшу, терзаясь, что не может быть рядом с ним.

– Тут уж выбирать приходится, дочка, или дом, или внук… Чтобы дом этот в порядке содержать, силы нужны. Или средства. Сами видите, большой он у нас, и хозяйство немалое… Печь-то она печь, но у нас ведь и отопление, и водопровод есть. Покойник мой проводил, надеялся, что Ксюша замуж выйдет, что семья здесь жить будет, внуки… И за всем этим следить надо, чинить регулярно… Вот, в последний раз как сломалось, так уж я и рукой махнула, по старинке печкой перебиваюсь. Мне внука поднимать надо, а не дом, понимаете? На деньги, что я за него выручу, я какой-нибудь угол куплю, рядом с приютом, а, может, и туда устроиться смогу – хоть уборщицей, хоть нянечкой… А часть денег отложу, чтобы Алёше после меня осталось, чтобы на ноги мог встать.

Поутру тётя Зоя показывала Арине просторный участок – с елью, сиренью, яблонями, баней, сараем. И всё как нельзя больше нравилось будущей хозяйке, кроме одного – ощущения невольного мародерства. Ощущение было, если рассуждать разумно, ошибочным – ведь никто не грабил бедную вдову, и за свой дом должна была получить она достойную его цену. Но разве цену такого Дома можно измерить деньгами?!