Я повернулся к Тане, погладил ее по плечу и тихо попросил:

– Поднимись наверх, собери вещи.

Она охотно пустилась вверх по ступенькам, а я посмотрел на раненого – тот уже вытаскивал нож из руки, с ужасом глядя на стекавшую с него кровь. Лучше бы он сам не вытаскивал, но уже поздно.

– Аккуратнее, я тебе помогу. И брось нож на пол.

Он его не бросил, а осторожно положил на пол. Психологический шок это называется.

Я снял с вешалки махровое полотенце и сказал:

– Повернись, я осмотрю. – Затем обмотал ему полотенцем плечо и положил на бандаж его ладонь. – Прижимай, сейчас вызову «Скорую помощь». Если хочешь, чтобы быстро приехала, назови адрес дачи. И еще, попробуешь бежать – остановлю.

Я вынул мобильник и сделал два кадра встроенной камерой. Первый – общий план, а второй крупно – одну его физиономию. Переключил на видео и снял панораму, после чего я сел в плетеное кресло и позвонил по «02». Назвал себя, объяснил ситуацию:

– Она в розыске уже неделю, дело ведет следователь Шаров из Южного округа, дайте ему знать. Есть раненый... при попытке применить огнестрельное оружие. Врач нужен. Скорее!

Второй звонок – следователю. Он ответил сразу, но долго не мог понять, кто я такой.

– Я – Соколов, помогаю знакомому. Софронов, его фамилия. Внучку ему нашел, здесь она, со мной. Я вызвал полицию, держите с ними связь.

Третий звонок – в коттедж Софроновых. Я сразу услыхал знакомый мне бархатный сексуальный голос и попросил к телефону Ивана Петровича

– Это вы? Я вас узнала. О Тане что-нибудь?

– Все хорошо с Таней. Дед дома?

– Да, да. Все хорошо?

Странно было услышать удивленные нотки, но объяснимо: больше недели «без вести» – это почти всегда навечно.

– Нашел? Где Таня? – наконец услыхал я.

– Со мной. Все хорошо. Через час привезу.

– Ну, ты, молодец! Она рядом? Дай трубочку.

Я крикнул «Таня!», и она кубарем слетела вниз по лестнице.

– Дедушка?.. Да... Да...

Следом за ней спустился Гуталин в одних трусах и с мрачным видом присел на нижней ступеньке. Я выкатил ногой из-под столика пистолет и прижал его к полу каблуком.

– Сейчас сюда приедут менты, оденься. Придется объяснить им, зачем ты держал Таню.

– Я не держал.

– Брал от них деньги – значит, держал. Этот сядет за то, что ствол на меня наставил, а ты – за помощь. Ты ее уговорил сюда зарыться?

– Она уже взрослая.

– И она деньги у них брала за это?

– Нет.

– Знаешь, зачем она была им нужна?

– Не мое дело!

– Ты дерьмо или просто дурак? А ей есть дело?

– Не знаю, спроси. Слушай, ты – свидетель, я не держал ее, не вязал, подтверди.

– Кровь идет или остановилась? – повернулся я к раненому. Он мотнул головой, не открывая глаз. – Терпи, скоро приедут. Что ж твой друг убежал, тебя бросил? Как его звать-то? Знакомая рожа...

Тот не удостоил меня ответом. Долго менты и врачи добирались в дачную местность, но наконец зарычали на улице моторы: передвижная группа прибыла на двух машинах. В окно я с интересом наблюдал, как они опасливо, но грамотно проникали на объект. Распахнулась входная дверь, и первыми показались два ствола.

Услыхав шум, на лестницу вышла Таня, со школьным рюкзачком за спиной, и сразу испуганно остановилась. Но теперь уже не уедешь, начинался муторный час допросов и протоколов.

Таню посадили в плетеное кресло рядом со мной, она отвечала неохотно, невпопад, подолгу молчала – но все это было объяснимо. Всю вину она взяла на себя: никто ее не похищал, свободы не лишал, они просто жили вдвоем на чужой даче. Гуталин только поддакивал. Бандит, перевязанный и бледный, или молчал, или ничего не знал, или не видал. Словом, если бы не «макаров» с его отпечатками пальцев и не заведенное дело по розыску пропавшей, самым виноватым оказался бы я, потому что именно я пустил на этой даче кровь. К такому обороту мне было не привыкать, и не зря последние полтора часа в моем нагрудном кармане привычно работал диктофон.