Через десять минут он выехал на узкую дорогу в пригороде, вдоль которой стояли фонари, будто позаимствованные у улиц Лондона середины девятнадцатого века. Это была идея Черномора установить на ведущей к особняку дороге фонари такого декора, чем он и гордился, считая себя человеком, не лишенным художественного вкуса. Но сейчас чудовищу за рулем полицейского автомобиля было плевать и на фонари, и на художественный вкус. Черномору казалось все его прошлое существование бессмысленным. Теперь же, он по-настоящему жил. Жил ради великой цели: очистить территорию для Красоты. Той Красоты, к которой он прикоснулся, и которая стала частью его самого. Ей тесно, всегда тесно, ей нужно пространство. Внутри чудовища все ликовало, несмотря на боль, пульсирующую в каждой клетке тела. «Боль – ничто», – думал он. Всего лишь мерзкое человеческое чувство. Скоро оно исчезнет, Красота позаботится об этом. Несомненно. Он подарит ей свое Королевство, со всеми подданными, а потом… целый мир.

Черномор подумал, как будет счастлива Элла, когда тоже прикоснется к Красоте. О, да, он, как любящий отец сделает ее причастной к вселенскому чуду. Это ведь и есть истинное проявление добра, верно? Она станет свободной, свободной, свободной…

Голову пронзила жуткая боль. Черномор захрипел, нажав на тормоз, и начал трястись. Машина вильнула и остановилась, едва не врезавшись в фонарный столб.

«Свободной… – проносилось в сознании. – Свободной… Я дам ей территорию… Красота позаботится обо мне… позаботится!..»

Боль отхлынула, дрожь прошла.

Некоторое время Черномор сидел без движения, а потом вывел автомобиль на середину дороги и поехал дальше. Показались ворота особняка. Рядом с охранной будкой, выполненной в виде небольшого бревенчатого домика, стоял и курил молодой охранник. Увидев полицейскую машину, он нахмурился, сделал глубокую затяжку и щелчком отправил сигарету в придорожные кусты.

Элла сидела возле окна, задумчиво смотрела на деревья за оградой. Позади, в центре комнаты валялись кусочки черного и белого картона – все, что осталось от репродукции картины Малевича. Элла старательно и безжалостно порезала ее ножницами, а тонкую металлическую рамку согнула и засунула в ящик тумбочки.

«Мосты сожжены».

Странная, но прекрасная частичка жизни стала прошлым. А что теперь? Элла задавала себе этот вопрос без отчаяния, но с тихой грустью. Она чувствовала какую-то старческую усталость, с долей смирения перед неприглядным будущим.

Она увидела, как к воротам подъехал полицейский автомобиль. Из него вышел… Отец?! Нет-нет, что-то не так! Не так! Сердце будто сжали ледяные плиты. В сознании промелькнули образы темных силуэтов, выходящих из леса Страны чудес. Она наклонилась вперед, прильнув к окну, и ощущая, как свело от страха живот.

– Привет, дружок, – проговорил Черномор, надвигаясь на охранника.

Тот пятился, вытаращив глаза, и мямля что-то нечленораздельное. Дойдя до бордюра дороги, он споткнулся, упал и пополз, отчаянно упираясь ногами в землю, и не отрывая взгляда от дыр на лице чудовища. А потом охранник закричал.

– Спокойно, парень. Спокойно. Это же я, неужели не узнал? – с наигранной обидой произнес Черномор. – Хозяина не узнаешь? Ай-я-яй! – он покачал головой. – Нехорошо это. Очень нехорошо, – внезапно его мозг пронзила боль, по лицу прошла судорога.

Охранник уперся спиной и затылком в стену будки и попытался подняться. Он больше не кричал, но дышал так, будто ему не хватало воздуха. Рука метнулась к кобуре под пиджаком…

Боль прошла столь же резко, как и началась. Черномор усмехнулся, верхняя губа нервно дернулась. Изо рта и глазниц черными струями вырвались нити, вмиг опутав голову охранника лоснящимся коконом.