Обогащенный интересом к Честертону, Терри вернулся в библиотеку. Там он в конце концов познакомился с его защитой сказок от обвинений в том, что они не годятся для впечатлительных детей. «Сказки критикуют за то, что они говорят детям, будто драконы существуют, – писал Честертон в манере, которая с нашего конца телескопа весьма напоминает пратчеттовскую. – Но дети и сами знают, что драконы существуют. Сказки говорят о том, что драконов можно убить»[17].
И в свое время он переймет у Честертона мысль, что «повседневное и незаметное, повернутое неожиданной стороной, куда чудеснее и страннее любой выдумки»[18], которая станет одним из столпов его собственного творчества. Много лет спустя, когда Терри попросят составить список гостей для «званого ужина с писателями его мечты», он назовет Г. К. Честертона, Марка Твена и Нила Геймана, добавив, что Честертона и Твена выбрал за литературный гений и вероятное удовольствие от беседы с ними, а Геймана – потому что тот всегда знает, где поблизости найти хорошие суши. Терри и Нил посвятят свой соавторский роман «Благие знамения» Честертону – «человеку, который понимал, что происходит»[19].
Так бабуля Пратчетт подарила Терри Честертона и все из этого подарка вытекающее, а Терри в ответ подарил бабуле Пратчетт фантастику. В этом отделе Беконсфилдской библиотеки Терри стал бывать все чаще, и ему казалось честным делиться с бабушкой литературными находками, как она поделилась своими. Так он начнет приходить к ней с томиками из серии «Города в полете» Джеймса Блиша – «Землянин, вернись домой» (Earthman Come Home, 1955), «Звезды в их руках» (They Shall Have Stars, 1956), «Триумф времени» (A Clash of Cymbals/The Triumph of Time, 1959) – и сборниками рассказов Брайана Олдисса «Пространство, время и Натаниэль» (Space, Time and Nathaniel, 1957), «Полог времени» (The Canopy of Time, 1959) и «Нет ничего лучше завтра» (No Time Like Tomorrow, 1959). А бабуля Пратчетт, поощрявшая его во всем, будет радостно их принимать и жадно читать после его ухода.
«Ну или так она говорила, – писал Терри. – С бабулей никогда не поймешь».
Таким образом, к решительной направляющей руке матери стоит добавить влияние на формирующийся разум Терри бабули Пратчетт – влияние более мягкое, но столь же неизгладимое. Флоренс Пратчетт, в девичестве Хант, была невысокой женщиной, с виду замкнутой и, пожалуй, даже заносчивой, но, как поймет Терри, при этом самодостаточной и невероятно мудрой. И той еще авантюристкой, когда получалось. После школы она служила в армии, а потом самостоятельно выучила французский и работала во Франции горничной.
Дело было во время Первой мировой войны. Девушек тогда поощряли писать солдатам на фронт, и, по словам Терри, Флоренс вынула из шляпы с потенциальными друзьями по переписке имя Уильяма Пратчетта. Переписка переросла в отношения, когда Уильям вернулся с Первой мировой живым – вместе с двумя братьями. «Прямо как в “Спасти рядового Райана”, – анахронически заметил Терри, имея в виду уход целой семьи на фронт. – Только все рядовые выжили». Семейная легенда гордо гласила, что прадедушка и прабабушка Терри получили письмо от короля с благодарностью за их тройной вклад в дело победы.
Терри всегда казалось, что бабушка могла найти и кого получше. Не потому, что Уильям Пратчетт – которого Терри сравнивал то с Уинстоном Черчиллем, то с музыкантом Билли Коттоном, то с ворчливой картофелиной – был плохим человеком или неверным мужем. Он был замечательным дедушкой и рассказывал Терри умопомрачительные истории о Первой мировой, о своих браконьерских похождениях или о том, что ему, среди прочего, приходилось делать в детстве – пи́сать в ацетиленовую лампу старинного автомобиля, потому что кристаллы карбида пересохли и не давали газ для фар. «Вот это ностальгия всем ностальгиям ностальгия, – замечал Терри в набросках для автобиографии, – не то что нынешняя».