Возмущенная община обратилась с жалобой в горком.

Вняв требованиям верующих, Юрий Павлович вызвал «на ковер» прокурора с начальником милиции и устроил им разнос. А заодно приказал разобраться и с имеющимися в городе притонами.

Последнее, к слову, было справедливо, поскольку таких «блатхат» у нас действительно было не мало, как, впрочем, и в других республиках Однако – невыполнимо, поскольку существовавшая в ту пору норма уголовного права, определяющая ответственность за это преступление, была «мертворожденной» и практически не работала.

Доведенных до суда таких уголовных дел, по стране насчитывались единицы.

Юрий Павлович знал, куда ударить. Не иначе, кто-то подсказал.

Пока Касяненко с Ляшенко организовывали дополнительное расследование громкого убийства, я, по его указанию, был брошен на борьбу с притонами.

По злому року, наверное еще со времен Вышинского, общий надзор был «во всех бочках затычкой». И если осуществлявшие другие его виды помощники жили довольно спокойно, то общенадзорники вертелись как белка в колесе. Не зря его тогда называли на ведомственном жаргоне «огульный нагляд».

Внимательно изучив приснопамятную норму, комментарии к ней, все имеющиеся «Следственные практики» и разъяснения Пленума Верховного суда по этому вопросу, я понял, что без помощи не обойтись и направился к своему наставнику Савицкому.

Богохульствуя, как обычно, он спорил в кабинете с Кружилиным по формуле обвинения, поступившего к нему на изучение милицейского дела. Истина у них почему-то не рождалась, и оппоненты здорово орали. Здесь же находился начальник следственного отделения ГОВД подполковник Бондарь. Минут через десять стороны все-таки пришли к консенсусу, и я изложил свой вопрос.

– М-да,– пробурчал Савицкий, – вытирая платком лысину, – последний раз я встречался с таким делом в суде лет десять назад, и то мы его вернули на доследование. Помнишь, Николай Иванович, в Славяносербске? Ты еще следователем тогда был.

Кружилин молча кивает, глубоко затягиваясь беломориной и приходя в себя после бурных дебатов.

– Мертвая статья и недоказуемый состав, – констатирует Бондарь,– а в связи с чем вопрос?

– Тебе Ляшенко разве еще не передал указание Первого – пересажать всех шалманщиков ?* – щурится от дыма Кружилин.

– Н-нет, – делает большие глаза начальник следствия.

– Значит, с перепугу забыл. Мы, видишь, уже трудимся, а вы ни хрена не знаете. Плахотченко верно говорит, – не милиция вы, а раздолбаи, – хитро щурится Николай Иванович

– Ну, так уж и раздолбаи, – обижается Бондарь,– сейчас приеду и все у шефа узнаю. Только если этот действительно так, то нам труба. Пару – тройку дел, может и возбудим, но в суде они не пройдут, развалятся.

– И знает же гад, как нас раком поставить! – внезапно ярится Илья Савельевич. -Ты Валера не тушуйся, согласуй с шефом и дуй в область, к Троценко. Он этим вопросом одно время занимался, я точно знаю. Заодно и к Лившицу с Коганом зайдешь, глядишь, они что-нибудь подскажут.

Иду к Касяненко. Тот соглашается с этим предложением и даже выделяет свою машину. Я рад, все не на «перекладных» добираться. Созваниваюсь с Иваном Артемовичем и излагаю суть дела.

– Приезжайте, я буду на месте,– коротко отвечает он.

Наш водитель, как обычно, драит свою «ласточку».

Побурчав с минуту, что машину новый шеф гоняет и в хвост и в гриву, он переоблачается в чистое, и мы отбываем в Ворошиловград. Ездить туда Иван, кстати, любит, поскольку дружен с завхозом и регулярно обыгрывает в очко* водителей высокого начальства.

Кабинет Троценко на втором этаже. Как всегда, на столе у Ивана Артемовича гора дел и непрерывно звонящий телефон, по которому он дает короткие и толковые разъяснения обращающимся с мест прокурорам или их поиощникам. Здесь же несколько сотрудников отдела, боготворящие своего шефа. И есть за что. Он высоко классный правовед и работающий начальник. Не только руководит, но и выполняет львиную долю работы подразделения. Что большая редкость.