– Ну, вот, теперь вы немного похожи на матросов, было их заключение.

Затем нам объявили, что со следующего утра начинается курс молодого бойца, и обучение специальности.

Режим дня стал предельно жестким и насыщенным.

Подъем в шесть, и при любой погоде трехкилометровый кросс в робах по спящему Кронштадту. Затем зарядка на плацу и умывание ледяной водой по пояс, завтрак, приборка и занятия до обеда. После него – час отдыха, а потом занятия до ужина. Далее приборка и личное время. Отбой в двадцать три часа.

Спустя несколько дней многие из нас, в том числе я, написали письма домой, указав номер части.

В своем я сообщил родителям, что у меня все нормально, служу в учебном отряде подводного плавания в Кронштадте, где буду находиться шесть месяцев. Еще написал, что кормят здесь хорошо, и вместе со мной все мои друзья, кроме Сани Йолтуховского. Тот попал в морскую авиацию.

Потом с нетерпением стал ждать ответа.

За первый месяц службы мы похудели и устали, кажется на всю оставшуюся жизнь. Особенно мучили ежедневные утренние кроссы. На них выводили в робах и головных уборах. При том, что зима в Кронштадте в тот год выдалась особенно снежная и холодная, а морозы постоянно перемежались оттепелью.

К концу каждого кросса несколько человек падали без сил, и их тащили обратно под руки. От ледяной воды в умывальниках, нас едва не хватал кондрашка*. Но сачкануть от этих мероприятий не получалось. Любые такие попытки безжалостно пресекались вездесущими инструкторами.

Мы не видели, когда они ложатся и встают. Создавалось впечатление, что это не люди, а постоянно действующие механизмы.

После описанных моционов, несколько человек попали в санчасть, а добрая половина роты постоянно кашляла, чихала и пускала сопли, пытаясь разжалобить командиров. Эффект получался обратный.

На одном из утренних построений, как всегда бодрый Иванов, выслушав доклады инструкторов смен о состоянии дел в подразделениях и участившихся обращениях курсантов в санчасть, прохаживаясь перед строем, ответил следующими словами.

– Вот раньше был моряк, ссыт и булыжники вылетают, а сейчас писает – и снег не тает!

Через месяц из роты, по состоянию здоровья, списали пару курсантов. Но, удивительно, остальные значительно окрепли, стали шустрыми и выносливыми. Кросс и водные процедуры, из пытки превратились, в удовольствие.

Многие, в том числе и я, по примеру старшин стали обливаться холодной водой и перед отбоем.

В это время по роте прошел слух, что в школе работает военная прокуратура. Двое ребят на той пересылке, где мы были, умерли впоследствии в госпитале от пневмонии.

Из нашей роты на допрос вызывали нескольких человек, и они рассказали, в каких условиях там жили.

– Может посадят кого из тех гадов, – сказал в курилке по этому поводу Вовка.

– А родителям каково? – добавил кто-то из ребят. – Отправляли живых, получат в гробах мертвых.

Из специальных дисциплин нам читали устройство подводной лодки (Иванов), торпедное и минное оружие (Захаров с Сомряковым), устройство торпедных аппаратов (Мальцев) а также борьбу за живучесть (Лойконен и Костылев).

Кабинет УПЛ*находился на первом этаже и впечатлял своим видом. У одной боковой стены, находился длиной в пять метров, макет дизельной подводной лодки 641-го проекта, выполненный в разрезе. Внутри были видны все семь отсеков, центральный пост, вооружение, а также механизмы.

Она являлась океанской, имела возмещение порядка 2000 тонн, глубину погружения 280 метров и скорость под водой 16 узлов. В носу и корме субмарины стояли 10 торпедных аппаратов (боезапас 20 торпед или 32 мины), автономность до 90 суток, дальность плавания в подводном положении 400 миль, а в надводном 2000 тысячи.