Мы просидели на кухне, пока не стало светать. Где-то в пять утра мы пошли спать. Я легла на кровать и просто смотрела в потолок, даже не пытаясь уснуть. Я слышала, как тихо плакала Света, отвернувшись к стене. Она пыталась притвориться спящей, но ее выдавал горестный тихий плач. Когда наконец ее всхлипы прекратились, я встала с кровати и, убедившись, что она действительно спит, оделась и вышла на улицу.

В голове был какой-то туман.

Я тихо прогуливалась по парку и пинала ногой валявшиеся на земле желтые листья. Я села на лавочку и закрыла лицо руками. Я не понимала, что происходит с моей жизнью, и в какую бездну она катится… И из-за чего? Просто из-за чьей-то прихоти? Зачем? Кем они себя считают?

– Нет, я просто так этого не оставлю, – прошептала я.

Я зашла в ближайший магазин хозяйственных товаров и купила небольшой острый нож…

В половине девятого утра я была совершенно не в себе, я стояла возле своего института и ждала. Я ждала эту белобрысую уродину. Глаза мои были налиты кровью, я хотела отомстить… Отомстить за все… Сама…

И вот я увидела ее… Она курила на крыльце универа со своей извечной подругой, выпуская вверх тонкие струи дыма. Как ни в чем не бывало она улыбалась, смеялась и что-то весело рассказывала… А я уже никого не видела, кроме нее. Мои руки тряслись…

Я не могу точно вспомнить, что произошло дальше. Все было словно в тумане. Я набросилась на нее. Как я ее сначала била и что кричала – вспомнить потом было сложно. Когда я повалила Ларису на землю и достала нож, Ника попыталась оттащить меня от нее. Но в этот раз, как ни странно, сил у меня было гораздо больше, чем тогда в ночном клубе, и я смогла отпихнуть мешающую мне девчонку. Замахнувшись ножом, я попала Ларисе в ключицу. Она взвизгнула от боли и дернулась так, что нож выпал у меня из руки. Тогда я не растерялась и стала бить ее головой о бетонные плиты, пока не стихли ее крики. Я очень надеялась, что она сдохла. Не знаю, что творилось с моим рассудком. Наверно, я просто не отдавала отчет своим действиям. Поэтому когда я сидела в отделении полиции, я тупо смотрела вниз стеклянными глазами и молчала. Когда следователь начал оказывать на меня психологическое давление, я сначала встала и что-то хотела сказать, но сознание вдруг помутилось, и я просто упала в обморок.

Я неотчетливо помню, как надо мной стояли люди в белых халатах, когда я уже лежала на больничной койке. Один из них говорил, что у меня сильное нервное истощение, и что мне нужен покой.

Когда мои глаза открылись, я увидела белый больничный потолок. В мою руку была вставлена капельница. В голове было что-то похожее на кашу, и я гадала, какой же страшный сон мне приснился.

– Очухалась?

И только сейчас я поняла, что в палате я была не одна. Тот самый следователь, который вел мое дело об избиении, перевернув стул спинкой вперед, сидел на нем, подперев голову руками.

– Ну что, как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Не знаю… Что произошло?

– А ты не помнишь?

– Смутно… – прошептала я.

– Тогда я напомню. Ты напала на человека, нанесла ему тяжкие телесные повреждения с ножевыми ранениями, сотрясением головного мозга и переломом носа. Помимо всего этого, ты еще и наркоманка. У тебя в сумке нашли грамм героина, и медики подтвердили, что все, что ты сделала, ты сделала под кайфом.

– Что? – я округлила свои испуганные глаза.

– А что ты хотела? Я тебе объяснял, с кем ты связываешься. Ты меня послушала? Нет, ты меня не послушала. Теперь получай свое: тюрьма и письма мелким почерком, пропитанные никому не нужными горькими слезами. Допрыгалась.

– Но я не принимала наркотиков! – воскликнула я. – И у меня не может быть героина в сумке!