Если бы Глеб знал об этом, он непременно отбросил бы своё болезнетворное стеснение и шагнул вперёд, навстречу этой девушке. Но эта истина была ему неведома. Поэтому, будучи не в состоянии проникнуть в девичьи расплывчатые мысли, он считал, что Вера, уставившись в книгу, и безоглядно погрузившись в чтение, тем самым повернулась к нему спиной и нарочито не желает слушать его.

По прошествии разительного получаса водитель устранил неполадку, и автобус тронулся с места.

Снова сменявшийся за окном животрепещущий пейзаж завладел вниманием Глеба, но в этот раз не полностью. Он смотрел в окно, а сам прислушивался к ней. Может, наскучившее ей чтение побудит Веру захлопнуть эти скреплённые страницы, отложить книгу в сторону, и тогда она вновь умиротворительно заговорит с ним своим прелестным голосочком.

Но даже спустя ещё двадцать минут этого не произошло. Глеб сквозь удушливый туман своего негодования не сумел разглядеть, что книга в её руках была всего лишь обманчивым прикрытием, прикрытием её безотчётной нерешительности и стеснения. Её также, как и его, сдавливала воцарившаяся тишина безмолвия, которую они, однако, отчего-то не спешили прогнать обоюдным дружелюбием.

Наверное, они бы и дальше сидели отстранённо и безмолвствуя, пока нужная остановка не заставила бы одного из них выйти, навечно распрощавшись с новым знакомым или знакомой, если бы во время одной из плановых остановок Глеб не набрался победоносной храбрости и не предложил Вере выйти прогуляться.

– Долгое сидение пагубно сказывается на здоровье, – слетело с уст Глеба побудительное уверение.

Естественно, Вера охотно согласилась составить ему компанию, и в её обрадованной душе незаметно для других даже загорелся огонёк сердечной, но пока что призрачной, надежды на любовь.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Глеб, не представляя, как завязать диалог, и поэтому задал первый пришедший ему на ум вопрос.

– Я досрочно окончила школу и поступила в институт, – с бесхитростностью доверчивого человека отвечала девушка. – А сейчас еду к бабушке. Но я всегда мечтала… Только не смейтесь… Стать художником.

Глеб не понял, с чего в светлую головку его прелестной собеседницы могло закрасться шипованное подозрение, что он может посмеяться над такой великолепной мечтой.

«Видимо, кто-то, отравленный эгоцентричной дурью самомнения, уже однажды излил на её цветок жизненных стремлений свои смрадные помои язвительных насмешек, раз она заранее просит не смеяться. А может, она сама не до конца верит в свою мечту», – подумал Глеб.

– Это прекрасная мечта, – произнёс он, уже обращаясь к девушке. – Я в какой-то степени завидую Вам. Ведь у Вас есть эта путеводная звезда, озаряющая путь в глубоком мраке ужасающей неопределённости жизни. У меня же нет ни малейшего намёка на её благотворное присутствие в моей душе.

– Что же Вам ничего не хочется? Вы не представляете, как будете жить? – изумилась Вера, бросив недоумённый взгляд на Глеба.

– По-моему, проще спросить: чего мне не хочется. И я охотно отвечу, – но произнеся это, Глеб застыл, устремив свой внутренний душевный взор в недра своего опустелого сознания.

«Действительно… Чего же я хочу на самом деле? Чтобы у меня было много денег? Несомненно! Но для чего? Чтобы жить счастливо. А будет ли моя жизнь от этого счастливей? Или напротив, моё счастье будет ещё больше придавлено к грязи волнения тяжеловесным камнем мелочных забот. Когда мне в детстве подарили тысячу рублей, я был несказанно рад им. Но, потратив их на разные развлечения, доставившие мне радость на не очень долгое время, потом я уже не был счастлив оттого, что у меня когда-то была эта ныне потраченная тысяча. Удовлетворение желаний – лишь мимолётная вспышка радости, счастливый проблеск среди удручающей повседневности. Так чего же я на самом деле желаю?»