Вдруг в этот момент, как будто специально улучённый провидением, сжимаемый пальцами Глеба телефон снова завибрировал.
«Почему мы не можем встречаться?» – значилось в новом сообщении от Веры.
Данная вопросительная фраза опустошила разум Глеба, остановив на тягостно-тревожный миг его неиссякаемый источник мыслей. Поражённый юноша невидящим застывшим взором смотрел на присланные кинжальные слова и не знал, чем на них ответить.
Спустя несколько мгновений, вычеркнутых из его жизни душевным потрясением, Глеб освободился от тяжеловесных пут оцепенения. Не сумев придумать ничего лучше, он выключил раздражающе светящийся экран мобильного и убрал злосчастный аппарат в карман своих штанов до тех пор, пока тот не оповестил его о новом сообщении.
«Что во мне не так?» – прямодушно спросила Вера.
Тут уж Глебу смолчать было нельзя. Он не мог с не присущим ему жестоким бессердечием допустить, чтобы на душу обаятельной хорошей девушки свалился тяжкий груз ошибочного убеждения в её неполноценности.
«Дело не в тебе, Вера, а во мне», – в ответ написал Глеб.
Отправив это сообщение Глеб испытал чудовищную боль, пронзившую его душу. Он понимал, что сейчас своими словами причинил Вере такие же страдания, испытываемые им уже много лет, ею вовсе не заслуженные. А всё из-за чего? Из-за своего несусветного панического страха. А ведь ему самому хотелось быть с Верой, хотелось наконец-то испытать на себе ласковую силу девичьей любви. Однако Глеб был неспособен совладать с этим незримым зверем, разрушающим человеческие жизни и обескровливающим людские души.
А может, дело было совсем в другом? Возможно, страх был всего лишь подсознательным защитным механизмом, оберегающим ту неоспоримую святыню, что неизбывно обитала в сердце Глеба большую часть прожитых им лет. Иначе зачем сразу после отправки Вере сообщения Глеб, отыскав в телефоне Настину фотографию, принялся самозабвенно созерцать её.
Дальше нормально разговаривать с Андреем он уже не мог: его ум был всецело поглощён горестными думами и обжигающим душу сознанием своей вины. Впрочем, основное и так уже было сказано Андрею. Дальше Глебу требовалось побыть одному, чтобы поразмыслить над тем, что он натворил. Завершив беседу, он извинился перед другом за то, что вынужден того покинуть, и направился к выходу.
Выйдя на улицу, Глеб не сразу пошёл домой: прежде ему нужно было проветриться. Как раз дул пронизывающий холодный ветер. Но даже после часовой прогулки, основательно продрогнув, он не смог охладить своего разгорячённого переживанием ума. Непроходящее огненное чувство никак не отпускало его.
Перед мысленным взором Глеба попеременно представали многокрасочные картины из далёкого, но сладостно-прекрасного детства. Вот одним сырым осенним днём он выходит из школы и видит стоящих неподалёку трёх одноклассниц, среди которых стоит и усладительный свет его очей, Настя. Без всякого стеснения он подходит к ним. Тогда у него не было панического пагубного страха перед девочками. После непродолжительного задушевного разговора Настя инициирует начало игры в догонялки. Глеб соглашается. Бессознательно и совершенно безошибочно он ощущает благосклонность Насти к нему, чувствует, что он не безразличен ей. О том свидетельствовали все её слова, заискивающие ужимки, да и поведенье в целом. Глеб быстро убегал от двух других девочек, но старался быть как можно ближе к Насте. И каждый раз, когда она приближалась к нему, он давал ей себя поймать. Ему нравились её прикосновения, от которых он возносился на безоблачные выси счастья и дышал там сладостным эфиром упоенья. Когда же Настя ловила его, тут же подбегали две другие девочки и хватали Глеба за руку. В ответ Настя брала его за другую руку и начинала тянуть на себя, как бы отнимая его у девочек. Быть может, совершенно бессознательно поступая так, она проявляла свою инстинктивные чувства, питаемые к Глебу.