Тут обслуживающий их официант снова подошёл к ним, в надежде, что Глеб с Настей уже были готовы сделать основной заказ. Почти никогда не посещавший подобных заведений Глеб решил довериться Настиному выбору. Она что-то заказала, и учтиво поклонившийся официант спешно удалился.
– И каким же образом тебе помог брат? – участливо осведомилась Настя.
– Как-то речь зашла о том, что я был не единственным ребёнком в семье, – ответствовал Глеб, – и любознательная директриса поинтересовалась, где учился мой брат. Название того учреждения, словно чарующее гипнотическое заклинание непреодолимой силы, вмиг переменило отношение директрисы ко мне. Та немного разоткровенничалась: поведала о своих дружеских отношениях с директором школы брата. Потом снова взяла мои документы и взглянула на оценки. У меня была одна единственная тройка по русскому языку. Директриса сказала, что в её школу принимаются дети без троек, но для меня она сделает исключение. Только я должен буду походить на факультатив по этому предмету, чтобы подтянуть оценку. Вот так мой брат, сам того не ведая, сыграл значительную, решающую роль в вопросе моего приёма в школу.
– Удивительно, – улыбнулась Настя. – Тебе повезло.
– Да, действительно повезло, – с глубокомысленным видом согласился Глеб, как бы заглядывая в недра собственного разума. – Два года в новой школе дали мне больше, чем последние пять лет в прежней.
После этих слов установилась небольшая пауза. Подошёл услужливый официант и выставил на стол заказанные блюда. Поблагодарив его, Глеб взглянул на Настю и, дождавшись, когда посторонний отошёл, спросил:
– Наверное, тяжело было экстерном заканчивать? Заканчивать так восьмой и девятый классы – это одно, а вот десятый и одиннадцатый – это совсем другое, – добавил Глеб, как бы демонстрируя Насте своё восхищение ею.
– Не то чтобы тяжело, просто пришлось немного поднапрячься, – ответила Настя и добавила: – В институте учиться было сложнее. Впрочем, ты это и сам знаешь. Кстати, в каком ВУЗе ты учился?
Вот и прозвучал этот неумолимо разящий вопрос, который неизменно низвергал Глеба в промозглую бездну колкого смущения. Хоть ему и не было стыдно за то, что он бросил институт, всё же от разговоров на эту тему ему становилось не по себе. Быть может, потому, что его собеседники, почти все, неодобрительно отзывались по поводу его, как им казалось, безрассудного поступка. И он, подспудно взирая на себя сквозь мутную призму их одноприродных убеждений, ощущал свою неполноценность что ли.
– В Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, – чеканно промолвил Глеб это важное название солидного учреждения.
– Ух, ты, – поразилась Настя. – Это хороший ВУЗ. Я тоже туда поступала. И какой факультет у тебя был?
– Вообще-то… то была совместная программа академии и института стали и сплавов, – пояснил Глеб, который очень не любил рассказывать об этой малоприметной и горестной главе своей жизни. – Специальность была технической. Я поступил туда, куда вообще не собирался, поскольку ещё со школы, едва познакомившись с техническими науками, на дух их не переношу. Я даже всегда с нерушимой убеждённостью декламировал при случае, что никогда они мне не пригодятся. Теперь-то я хорошо усвоил непогрешимое проверенное временем правило: «никогда не говори никогда».
– Зачем тогда поступал? – Настя задала вопрос, недоуменно посмотрев на Глеба.
– Потому что больше никуда не прошёл, – с едва уловимой грустью в голосе признался Глеб. – Видишь ли, бездумно погнавшись за двумя резвоногими чуждыми друг другу зайцами, я само собой не поймал ни одного. Перейдя в десятый класс, мне следовало определиться со своей дальнейшей жизнью: либо делать упор на учёбу, либо всецело отдаваться спорту. Ты же помнишь, что я серьёзно занимался спортивной гимнастикой?