Рогуса трясло от ярости. Он тяжело опустился на стул и посмотрел на остальных членов Совета, надеясь, что хоть кто-нибудь поддержит его. Но советники даже не взглянули на него, кроме Гротора с его наглой, однобокой ухмылкой, от которой его шрам на щеке становился ещё безобразнее. Рогус умоляюще посмотрел на своего двоюродного брата Аврига, но и тот опустил голову.

– Продолжайте, гайт Авриг, – обратился король к советнику.

– Королевским Советом решено привести приговор в исполнение завтра, на закате, – он посмотрел на писаря, перо которого быстро скользило по бумаге. Авриг знал, что его выступление останется на страницах истории Гайтигонта; что именно его речь сохранится на бумаге, которая будет покоиться в королевском хранилище документов. Он чувствовал себя разбитым. Он, также, как и брат, был не согласен с приговором. – Согласно нашим законам, приговор обжалованию не подлежит, – заключил он и повернулся лицом к королю. – Ваше величество, – он поклонился королю и направился к писарю.

В зале наступила тишина. Авриг подошёл к столу и взял в руки перо. Писарь перевернул документ лицом к Авригу и пальцем указал место, где тот должен поставить свою подпись. Авриг замешкался. Его рука дрогнула. Но он знал, что выхода нет, и расписался.

Даже если кого-то из гайтов и не устраивало такое решение – это уже не имело никакого значения. Всё было решено.

А в спальных покоях, на высокой кровати, среди шёлка и бархата лежала женщина. В её комнате не было ни души. Казалось, не было и самой хозяйки, настолько тихо обитающей в ней. Лиловые шторы еле колыхались от приоткрытой форточки.

Женщина проснулась, тяжело открыла глаза и оглядела комнату. Она спустила одеяло, обнажив тонкую шею, едва видимую сквозь густые пряди волос. Она и их развела в стороны слабыми руками, будто ей было трудно дышать из-за них.

В комнату вошла служанка – крепкая бодрая Лэсс, с подносом в руке.

– Вам пора обедать, ваше величество, – она сделала лёгкий реверанс, подошла к изголовью кровати и поставила поднос на продолговатую тумбу.

– Я не желаю, Лэсс, – слабым голосом произнесла королева.

– Я прошу вас, пообедайте. Вы за три дня почти ничего не съели, – она помешала суп ложкой. – М-м-м, а запах какой! Гатир сегодня потрудился на славу. Сказал, что приготовит для вас особый суп и не обманул – пахнет пряными травами. Они из лечебного дома.

– Лэсс, почему сегодня так тихо? И где моя дочь, её с утра не видно? – Ниолма с усилием приподнялась и села повыше.

– Мне сказали, что её высочества Мирры не будет, – не сразу ответила Лэсс. Она стала неуклюже передвигать статуэтки на тумбе, словно они плохо стояли до неё.

– В чем дело, Лэсс? Ты сегодня очень странная… Да и всё вокруг странное. И эта тишина…

– О, это просто опять шайка гонтов учудила на улице. Вновь ограбили лечебный дом, вот все и сбежались туда.

– Да, но супруг пообещал отпускать лекарства гонтам в полцены и снизить налоги. Так почему же они продолжают заниматься разбоем?!

– Да, как же, сдержит он такое слово, – прошептала Лэсс, подходя к шторам.

– Что? Я не слышу тебя, Лэсс. Ты же знаешь, у меня и слух ослаб.

– Я говорю «всё так и есть», ваше величество. Но гонты всё никак не уймутся. Видимо разбой у некоторых просто в крови, – она раздвинула шторы. Солнечный свет залил комнату.

– Глупости. Они научатся жить честно, когда низкие налоги облегчат им жизнь.

Лэсс вздохнула и подошла к кровати.

– Не волнуйтесь, всё так и будет, – она переставила поднос на край кровати. – Вам помочь?

– Нет, спасибо. Я сама, – Ниолма равнодушно посмотрела на поднос. – Можешь идти. Когда дочь вернётся, попроси её сразу ко мне.