… Заведующая прислушивалась, сердце у нее ныло. Уж больно Верка была занозистая, такой бы занозистой внешность попроще – сбить спесь…

Увы.

Для маленького дагестанского городка Верка была воплощением женской красоты – гурией, выражаясь по-местному – и сама она об этом знала. Рост у нее был выше среднего, тело белое, рыхлое, явно склонное к полноте, но еще не полное, а просто мягкое. Бедра, прямо скажем, уже широкие, а талия тоненькая: тронешь – переломится. Целлюлита имелось в избытке, но о нем тогда и не слышали. Тогда это был жирок, он подсвечивал кожу таинственным теплым светом, и в голом виде Верка была похожа на вытянутый персик особого сорта, который рос только в соседнем Майкопе и о котором в остальной России даже не подозревали. Волосы у Верки были истинно белые, и как истинно белые они были жидковаты. Их нужно было мыть каждый день, зато вымытые они становились дыбом и окружали Веркину голову солнечным нимбом. Глаза у нее были большие, ярко-голубые и имели несколько глупое выражение: именно такое выражение и называлось в данном регионе «газельим».

…Верка оглянулась и посмотрела ярко-голубыми глазами на претендентов. Они так и стояли на месте, никуда не уходили. И начальник автобазы, и сын милицейского начальника прекрасно понимали, что податься ей некуда. Собственно, они и пришли к этим воротам именно потому, что родственный обоим сторож детдома успел сбегать и к автобазе, и в крыло местного отделения милиции, чтобы скороговоркой пересказать ссору Верки с заведующей. О том у него было попрошено еще полгода назад, когда Верка слишком явно налилась соками.

Заметно это стало, как ни странно, зимой – лютой и ветреной степной зимой, когда детдомовки натянули для тепла колючие шерстяные юбки и плотные рейтузы, напялили бесформенные пальто на ватине, да еще и повязали серые платки, отчего стали похожи на мешки с мукой. Начальник автобазы стоял во дворе детдома, прячась от ветра за стену. Он был одет в волчью доху, но и его пробирало насквозь. Он пришел взять деньги за машину и теперь был недоволен, что во дворе имеется также и милиционер. Деньги были левые, заведующая обычно расплачивалась из кармана в карман. И хотя милиционер был молоденький и пришел он сюда только чтобы приструнить Самшита-хулигана, но все-таки он был милиционер и, главное, сын большого милицейского начальника, которому шли отчисления от любой коммерческой деятельности, совершаемой в городке. Сын мог донести папе, а значит, начальнику автобазы пришлось бы раскрыть и этот свой источник дохода. Короче, он стоял за стеной и хмурился, а мальчишка-милиционер поглядывал в его сторону, нагло улыбаясь. Серые мешки катились мимо них к крыльцу, непонятно было даже, мальчики или девочки внутри этих жалких коконов. Все мешки закатились внутрь детдома, а один – отставший – заторопился от ворот, горбясь навстречу ветру…

Две пары черных глаз уставились на него. Мешок не просто катился – катясь, он колыхался, как остывший армянский хаш. Его словно сотрясали сладкие судороги. Это были движения, нестерпимые для иных сердец. Даже сквозь буран и ватин было четко видно, что там, в жаркой глубине мешка, колышется женское тело. Оно живет своей жизнью, и его движения никак не сочетаются с неуклюжими движениями обледеневшей колючей кожуры. О, оно движется так: волнами и еще зыбко трепещет напоследок. Оно движется поперек импульса, у него своя логика.

И оно распространяет вокруг себя сильный запах абрикосов.

Тем зимним вечером сторож получил двойное вознаграждение, которое честно отработал полгода спустя.