Стыд и вина по-разному переживаются индивидом. Ощущение провала – центральная характеристика индивида, испытывающего стыд или вину. Но кризис стыда – духовный, стыдящийся человек задается вопросом, стоит ли ему жить, и часто не находит оправданий своему человеческому существованию, чувствует себя неадекватным своему человеческому облику.

Виновного же в первую очередь заботит то, что он сделал неправильно и как это отразится на нем и остальных. Его ошибка – в действии, в том, что он преступает социальные нормы^>98. Кризис «веры в себя» гораздо реже сопровождает чувство вины, нежели чувство стыда, виновный, хоть и ожидает сурового наказания, как правило, не задается вопросами о своем праве на существование^>99.

Одновременно стыд, как и вина, является универсальным регулятором социального поведения личности.

Проводя социально-психологический анализ вины и стыда как системы отношений личности к себе и другому, в диссертационном исследовании Короткова Е. В. дает следующие определения вины и стыда, которые позволяют отличать один феномен от другого:

Вина – отрицательное отношение к своему поступку, когда негативные события интерпретируются как результат своего, подлежащего коррекции поведения.

Стыд – отрицательное отношение к своему «Я», когда оно глобально и константно оценивается в качестве причины негативных событий или ему в глобальном и устойчивом смысле приписывается некая ущербность^>100.

Позор в большинстве современных толковых словарей определяется как бесчестье, постыдное, унизительное положение, вызывающее презрение^>101.

Сам по себе позор не является правовой концепцией, но является «нравственным оправданием криминализации определенных деяний». В целом позор рассматривается как достойное порицания поведение: те, кого порицают за уголовные преступления, должны нести ответственность за свое преступное поведение и демонстрировать стыд. Ожидаемый уровень стыда во многом зависит от того, какой позор придется понести индивиду с учетом его виновности в совершенном преступлении^>102.

Позорящие наказания зачастую заменяли смертную казнь. Так, Пол Фридленд предполагает, что изначально смертные казни в средневековой Франции функционировали в качестве коллективного спектакля, в ходе которого преступник должен был публично обратиться за прощением и покаяться перед народом. Однако в середине XVII века смертная казнь превратилась в зрелище для устрашения народа, в развлечение, что заставило государство, в конце концов, отказаться от ее публичного исполнения. Как только казнь утратила функцию покаяния и публичного обращения к прощению за содеянное, общины предпочли пользоваться хорошо отлаженным механизмом позорящих наказаний для обеспечения раскаяния и признания вины, а также возмещения общине или конкретным ее представителям нанесенного преступлением ущерба^>103. Предание позору, таким образом, является самой суровой формой искупления вины. Со временем публичное опозоривание стало рассматриваться как неуместное, считаться жестоким, нецивилизованным^>104. Уже в конце XIX века прогрессивные русские юристы говорили о том, что современное законодательство должно стремиться не к опозориванию, а к исправлению преступника, причем, скорее, путем его временной изоляции, а затем реинтеграции в обычную социальную среду