Другое препятствие связано с современным образованием и научно–техническими достижениями. Современное образование стало тяготеть к решению не теоретических, а прикладных задач. Интенсивно распространяется пафос «сиюминутного» постижения истины и получения знания «здесь и сейчас». Дефицит практического знания переживается как серьезная общественная проблема. Причем «знание о чем–то оказывается менее важным, чем ответ на вопрос: что я буду делать? Конечной целью теоретического исследования становится достижение практической мудрости относительно того, как действовать».

Казалось бы, для социальных работников, у которых практическая деятельность занимает особое место, отмеченная прикладная направленность не может быть недостатком. Однако акцент на «практическую вооруженность и готовность» вступает в противоречие с традициями субкультур, с ценностями гуманизма. Технологические практические навыки и знания нередко показывают свою беспомощность в условиях радикальной субъективации реально действующих структур и институтов. Да и собственно социальная работа многократно указывает на имеющуюся диалектическую взаимосвязь между знанием и его социальной основой. Для обсуждаемого вопроса это означает, что «практические навыки и технологии» не могут быть вечными и повсеместными.

Общеизвестно, что в наше время во всем мире растет спрос и увеличивается число людей, претендующих на государственное социальное обеспечение. Власть реагирует на это следующим образом:

• увеличением налогов;

• сокращением услуг, некоторые из них стали платными;

• увеличением сбора денег с населения (используя иные сферы);

• расширением общественного сектора для удовлетворения нужд населения.

Но единой социальной реальности не существует, реальностей много поэтому вопрос о том, кому помогать в первую очередь (кого считать бедным и угнетенным), сегодня крайне актуален не только с практических позиций, но и с собственно научных точек зрения. Общеизвестно, что в социальной работе не существует некой «иерархической лестницы категорий нуждающихся».

Социальные работники, как никто другой, знают, что современной культуре явно не хватает милосердия; данные знания они получают через практику, через научные и управленческие сферы. Однако и здесь реальность не всегда последовательна. И. Хейзинга отмечает, что « по мере того, как все больший размах приобретает преступность, возникает и терпимость, нередко граничащая с восхищением.

Еще одно препятствие, стоящее перед развитием социальной работы как науки связано с целым рядом моделей социальной защиты населения. Основная проблема состоит в том, что в России сегодня в реальности нет модели социальной защиты, эффективность которой определялось бы целенаправленной деятельностью. Основная задача ученых – не в том, чтобы предлагать те или иные конструкции, а в том, чтобы найти их в постоянно изменяющейся исторической системе. Данный научный поиск должен все в большей мере основываться на понимании того, что антиномичность и амбивалентность социальной деятельности становятся все более заметными характеристиками.

В современных российских условиях, когда одни вознесены, а другие подвергаются социальному исключению, и одним трудно быть справедливыми по причине того, что у них есть все, а другим – по причине того, что у них нет необходимого, – вести серьезные научные дискуссии о моделях социальной помощи – малопродуктивное занятие. Но в этот период необходимо достойно пережить, при этом не потеряв изначально заложенное социальное зерно, состоящее из антропо– и эгоцентризма. Социальные работники ратуют, безусловно, за приоритет личности, за реализацию индивидуального потенциала, но при наличии необходимых условий для всех. В какой–то степени данные противоречия снимают быстро растущие группы взаимопомощи и иные общественные организации, занимающиеся благотворительностью, однако слабо верится, что их деятельность будет сущностно рациональной и вокруг них могут собраться духовно здоровые структуры.