– Веры? – Козырев удивился еще больше.

– Да, именно веры. Необязательно верить в Бога. Верить можно во что угодно. Пока мы не знаем чего-то достоверно, остается предполагать те или иные варианты. Ведь как-то же все это устроено! – он сделал широкий жест руками, будто собирался обхватить ими весь мир. – Что-то тебе ближе, понятнее, что-то, наоборот, ты никак не можешь принять.

– Я как раз об этом и хотел сказать! Я не вполне согласен с Мусой Бурханом. Даже если все действительно так, как он описывал. Ну про страдания, переселение душ и так далее. Мне кажется, что в этой бесконечной череде перерождений существует некий глубокий, сакральный смысл. И что это значит полностью избавиться, скажем, от эмоций? Воспринимать жизнь так, будто они приносят исключительно одни лишь страдания… Не знаю, по-моему, это неправильно! Скорее, я бы сформулировал так: жизнь имеет смысл, если положительные эмоции преобладают над отрицательными. По количеству, по силе ощущений, по глубине. Другой вопрос, как этого добиться. Вот ведь в чем еще дело: отрицательные переживания тоже необходимы, без них не будет положительных. Ибо человек способен мыслить лишь только относительно, так сказать, познавать в сравнении. Как сделать человека счастливым? Сначала нужно сделать его жизнь хуже, а потом вернуть как было. Иначе он не способен оценить данное ему! И если эмоции принадлежат исключительно материальному миру, значит, нирвана лишена их вовсе. Что это за нирвана такая, если в ней нет кайфа? Я не уверен, что мне бы этого хотелось. Я чувствую – значит я существую!

Малахов улыбнулся:

– Да… И это мысли семнадцатилетнего юноши! И хотя суждения твои излишне категоричны, ты, Арсений, весьма неординарный человек. Даже если не принимать во внимание туманное пророчество. И у тебя характер настоящего ученого. Все подвергать сомнению, пока не будет доказано обратное. Только здесь важно не переусердствовать.

– В каком смысле?

– В том смысле, что и отвергать окончательно никакие идеи тоже не стоит, пока для этого не появятся достаточно веские основания.

Они подошли к метро, и в этой точке пути их временно расходились.

– Спасибо, Евгений Михайлович, в любом случае было очень интересно.

Спешно пожав протянутую руку, Арсений перебежал узенькую дорожку и вскочил внутрь подъехавшего троллейбуса. Малахов еще несколько секунд смотрел ему вслед. Тихо произнес себе под нос:

– Пожалуйста, мой друг, пожалуйста. Надеюсь, мы все делаем правильно.

Управлять своими снами Арсений научился давно, еще в юношеском возрасте. Лет, наверное, в тринадцать или в четырнадцать. Сны всегда являлись ему очень яркими, красочными и реалистичными историями. Конечно, в них было все не так, как в реальной жизни, но все же, находясь внутри сна, отличить его от реальности представлялось чрезвычайно сложной задачей.

Началось все с того, что он очень скучал по родителям, которые периодически работали за рубежом, а его, чтобы избежать смены школы и привычной жизни, оставляли жить под присмотром бабушки и дедушки. Нет, бабушка и дедушка были очень хорошими. Бывшие учителя, они во внуке души не чаяли, баловали его и вместе с тем могли дать много нужного и полезного для гармоничного развития. Но что там говорить, родители есть родители. Никто не сможет заменить ребенку материнской любви и заботы.

Очень часто ему снился сон, что родители неожиданно вернулись, и он, безмерно счастливый, бежит со всех ног домой, где бы он ни находился, дабы поскорее их увидеть. Каждый раз, когда он бежал, наученный горьким опытом предыдущих подобных сновидений, он пытался определить для себя, действительно ли родители вернулись или это всего лишь очередной приятный сон. И каждый раз он был твердо уверен – да, вот теперь-то уж точно не сон! И каждый раз, проснувшись, он с унынием понимал, что в очередной раз обманулся в своих ожиданиях. Как пронзительно грустно и невероятно тяжело должно быть ребенку снова и снова испытывать подобное разочарование!