Я без всяких колебаний провела его в комнату своего Алёши.

Первым делом, он уставился на его компьютер. Затем подошёл к книжной полке и начал разглядывать книги.

– Ваш сын знает иностранные языки? – спросил он.

– Нет, откуда? – удивилась я.

– У него книги из Кембриджского университета и поэзия восемнадцатого века на французском. Кажется… в оригинале, – ответил Никита.

– И что это значит? – не поняла я.

– Значит, что вот эта книжка стоит не меньше, чем десять тысяч долларов. Если не больше, – почесал парень затылок. – И она здесь, не единственная ценность. Вот, например, этот горшок, в котором ваш сын хранит карандаши. Если не ошибаюсь – это настоящий китайский фарфор. Не знаю, какой эпохи… но, видите эти трещины? Они говорят о древности данного изделия, – парень огляделся и сказал: – Если собрать всё содержимое этой комнаты, то можно купить, скажем, десять пентхаузов, или выкупить чей-нибудь успешный бизнес. Или уехать в Швейцарию на постоянное место жительство, выкупив там чей-нибудь бизнес.

– Что вы этим хотите сказать, молодой человек, – совсем запуталась я.

– Только то, что ваш сын не тот, за кого себя выдаёт. Кем, вы говорите, он работает?

– Он пишет для газет статьи… наверное, – пробормотала я, совсем обалдев. – Да он всю эту рухлядь на свалке нашёл, – махнула я рукой и нервно рассмеялась.

– Поверьте, такие вещи не валяются на помойках, а продаются за очень большие деньги с аукционов…

– Это же Россия! Тут может быть всё, что угодно! – запротестовала я.

– Я бы подумал, что это возможно. Одна или две очень дорогих вещи – допустимо! Но их здесь столько… прям сокровищница Али-Бабы. Это просто невероятно! И IMac последней модели…

– Кто? – обалдело спросила я.

Только что услышанное никак не желало укладываться в голове.

– Я имею ввиду, компьютер вашего сына. Такая модель стоит больше трёх тысяч долларов. Понимаете? Даже люди со средним достатком не могут позволить себе такое удовольствие. Что уж говорить о парне из деревни.

– У нас городской посёлок, – нахмурилась я, потому что протестовать на остальное не могла.

– Простите, из городского посёлка, – поправился журналист. – Одного не понимаю. Зачем парню в городском посёлке все эти вещи? – Никита подобрался к столу и взял с него листок: – А это что? – удивлённо спросил он.

Я подошла и выхватила у парня из рук листик в клеточку, на котором почерком сына было написано:

– Это что ж такое-то? – взревела я. – А ну пойдём скорей на почту! Сейчас я ему задам трёпку. Уехать он собрался…

Быстро накинув куртку и резиновые сапоги, я поспешила в сторону почты, когда Никита окликнул меня.

– Давайте на машине.

Когда я ворвалась в почтовое отделение, то, не заметив там сына, прижала почтальоншу:

– Мой сын был сегодня?

– Был, – кивнула она, удивлённая поведением.

– Что в бандероли?

– Ты же знаешь, что я…

– Я знаю, что ты любишь всунуть нос куда не надо. И не отвинчивайся, что посылки не вскрывала! – накинулась на неё пуще прежнего.

– Ну вскрывала, – проворчала Валька.

– Что было в посылке?

– В бандероли, – поправила Валюха.

– Один чёрт, как это называется. Я спрашиваю, что там было?

– Там… странное дело…

Валька покосилась на парня рядом со мной. Поняв её красноречивый взгляд, я пошла вглубь почты за ней. Никита тоже попытался пройти. Пришлось резко осадить парня, что это не его дело.

– Говори, – сказала я Вальке, когда остались наедине.