В рамках социально-политического направления «история» трактовалась как знание, предлагающее способы решения текущих проблем – например, в области военного искусства, государственного управления, внутренней и внешней политики. Поэтому особое значение придавалось не только правдивому и точному описанию произошедшего, но и воссозданию внутреннего смысла событий, их причинно-следственной связи, т. е. пониманию смысла происходящего – особенно четко эту линию проводил Полибий, но она встречается и у Цицерона, и у Лукиана.

Если политическая история пыталась объяснить функционирование социального мира, то морализаторская историческая проза ставила задачу формирования моральных образцов поведения. Впрочем, «обществоведческая» функция часто смыкалась с морализаторской.

Но независимо от конкретных функций, приписываемых историческому знанию, его спецификация шла по трем направлениям: методу, предмету и времени, определявшихся семантическими и прагматическими параметрами исторических текстов.

Метод (каким образом). Поскольку история-текст, в соответствии с приписываемыми ей семантическими и прагматическими характеристиками, должна была описывать реальность, «то, что было на самом деле», эта установка подкреплялась определенными методическими правилами, призванными обеспечить соответствие семантическим и прагматическим требованиям.

Прежде всего, требовалось использовать надежные источники. Здесь большинство следовало классическим формулировкам Геродота, излагавшего «сведения, полученные путем расспросов» (στορίης άπόδεξις), и Фукидида, который писал «на основании свидетельств» (έκ τεκμηρίων), т. е. «записывал события, очевидцем которых был сам, и то, что слышал от других, после точных, насколько возможно, исследований (проверок)».

Позднее в качестве «источника» начинают выступать предшествующие тексты – например, римские анналы или более ранние «исторические» тексты. Но и в этом случае конечным источником сведений остаются личные наблюдения. Таким образом, иерархия «источников» по степени надежности выглядела следующим образом: увиденное лично; услышанное от тех, кто видел лично; прочитанное у тех, кто видел лично и т. д.

Второе требование, которое опять-таки было сформулировано еще Фукидидом, – критическое отношение к рассказам «очевидцев», если к таковым не принадлежал сам автор. Позднее к этому добавляется и требование критического отношения к письменным текстам, используемым в качестве источника.

Третье методическое требование, предъявлявшееся авторам исторических сочинений, состояло в том, что они должны излагать сведения, во-первых, правдиво, во-вторых, беспристрастно («без гнева и пристрастия», пользуясь выражением Тацита), в-третьих, без боязни власть предержащих, и т. д. Иными словами, историки должны были продуцировать «чистое знание», незамутненное никакими личностными или социальными факторами.

Предмет (о чем). Вторая смысловая линия «истории» в значении знания была связана с предметной областью. С предметной точки зрения «историческое знание» могло также иметь самые разнообразные смыслы, охватывающие любые компоненты божественной, природной и социальной реальности. Достаточно вспомнить такие известные работы, как «История животных» Аристотеля, «История растений» его ученика Теофраста или «Естественная история» («История природы») Плиния Старшего. Точно так же многие исторические сочинения, особенно в доэллинистическую эпоху, включали описание божественной реальности – теогонии, теокрасии и т. д. Но постепенно доминирующей темой исторических сочинений становятся события социальной жизни, т. е. человеческие действия или «деяния» (res gestae).