Несомненно, данные подходы явились мощным стимулом для развития гуманитарных наук. Отметим, в частности, интересную концепцию коллективного труда «История и ее методы», в котором приняли участие выдающиеся ученые Франции, разрабатывавшие вопросы исторического метода. Издание, вышедшее под руководством историка и палеографа академика Ш. Самарана, имело целью представить методы исторической науки в их единстве, объединяющем то ценное, что накопил многовековой опыт исследования источников, подходами, ориентированными на реальность новейшего времени. Именно поэтому Ш. Самаран во введении к изданию обосновывал новую, более широкую трактовку фундаментального для исторической науки понятия «документ» (источник), при этом он стремился показать, что формула «история создается по документам» в данной интерпретации сохраняет свое значение[85]. Проблемы собирания, хранения и исследования источников находятся в центре внимания авторов издания «История и ее методы». Об изменениях в развитии исторической мысли и менталитета историков во второй половине минувшего века говорят и другие ученые. Так, историк Ж. Дюби отметил некоторые сдвиги в отношении к проблеме источника как реального объекта исследования для историка. «У историков появилось стремление, – пишет он, – видеть в документе, в свидетельстве, т. е. в тексте, самостоятельную научную ценность»; по-видимому, возникло более ясное понимание того факта, что «единственная доступная им реальность заключается в документе, в этом следе, который оставили после себя события прошлого»[86]. В этом высказывании, как видим, известное классическое определение источника как «следа» (Ш. Ланглуа) звучит без тени иронии.
Таким образом, гуманитарное познание новейшего времени проявилось в активном, настойчивом стремлении к преодолению позитивистской парадигмы. Она предстает как весьма наивное отождествление мира культуры с миром вещей, чувственно воспринимаемых объектов познания, как невозможность отделить явление от сущности. Критическое преодоление данного представления проходило главным образом на основе неокантианского противопоставления наук о природе и наук о культуре. Формула познавательной ситуации наук о природе (объект-субъект) в науках о культуре предстает в перевернутом виде (субъект-объект). В неокантианской парадигме субъект (историк, гуманитарий вообще) воссоздает в своем сознании новую реальность. Возникает эффект неразделимости субъекта и объекта, невозможности их логического размежевания. Место логических методов и исследовательских процедур, которые детально разрабатывались в позитивистской методологии, придававшей верификации знания принципиальное значение, занимают прежде всего эмоционально-психологические способности познающего субъекта (симпатия, сопереживание, способность воспроизведения утраченной реальности в собственном сознании). Итогом труда историка становится, по существу, новый образ прошлой реальности, новый интеллектуальный объект.
Данный подход к проблеме исторического познания и исторического творчества отнюдь не противопоказан гуманитарным наукам – он становится мощным импульсом для создания талантливых произведений современной культуры. Их ценность в том, что они являются новыми, современными интерпретациями прошлого, новыми объектами культуры. Неразделенность субъекта и объекта познания – главная идея данного подхода. Однако эта неразделенность имеет и негативную сторону: за кадром остается суверенный голос прошлого, если не поставить целью исследования оценку самодостаточности его социальной информации. Неразграниченность феномена культуры (произведения, источника) и его последующих интерпретаций в иной социальной реальности – такова познавательная ситуация гуманитарных наук с позиций философской герменевтики. Неразграниченность феномена культуры (как самодостаточного) и его меняющихся интерпретаций (в процессе восприятия и понимания) является в рамках данной парадигмы данностью. Соответственно разграничение феномена и интерпретации нереально, да и нежелательно, оно предстает как наивное упрощение