Степень точности и степень новизны полученных данных не является при данном подходе системообразующими параметрами создаваемого синтеза, и поэтому вполне логично исследователи исторического нарратива отказывают данному подходу в научности. «Нередуцируемый идеологический компонент» неотделим от нарративного подхода, это происходит «просто потому, что история не есть наука или, в лучшем случае, есть протонаука с определенными ненаучными элементами своей конструкции»[6].

Соглашаясь с тем, что средствами искусства нельзя создать научное исследование, обратимся к проблеме истории как эмпирической науки, поскольку тогда и только тогда возникает искомый и желаемый диалог с представителями других наук. Для этого необходимо продолжить разграничение теоретических парадигм в историческом сообществе, научиться различать традиционалистскую нарративистскую от феноменологической (по своей основе) источниковедческой (по ключевому понятию). Дополнительную сложность ситуации придает своеобразное двоемыслие, которое также не исключено в сообществе: ученый-историк готов соблюдать все требования академической науки, кроме одного – критически осмысливать собственную исследовательскую методологию, аргументировать ее доказательность.

Суть феноменологического подхода вполне соответствует общенаучным представлениям о непосредственном наблюдении и логике интерпретации данных. Науки изучают реальные взаимосвязи явлений и процессов действительности, выявляют главные, системообразующие связи, представляют результаты изучения в виде теорий, моделей, схем, вырабатывают основания для корректной компаративистики. В источниковедческой теории метод связан с раскрытием информационного ресурса, который закладывается в интеллектуальный продукт при его создании. Человек в процессе своей целенаправленной деятельности создает этот интеллектуальный продукт, продукт имеет материальный образ, в котором и сохраняется, поэтому может служить источником непосредственного наблюдения и интерпретационных процедур. Произведения, созданные целенаправленно и осознанно, соотнесены с человеческим целеполаганием и с реальностью окружающего мира. Общая мысль источниковедческого исследования строится универсально: внутренние параметры информационного ресурса обусловлены экзогенными связями автора интеллектуального продукта (источник как продукт человеческой психики, по определению А. С. Лаппо-Данилевского)[7]. Внешние параметры интеллектуального продукта связаны с условиями его создания в определенных конкретно-исторических условиях (источник – историческое явление, по определению Л. В. Черепнина[8]). Экзогенные и эндогенные параметры формируют информационный ресурс в рамках человеческой деятельности. В свою очередь, это дает возможность построения гипотез, позволяющих интерпретировать смысл его создания и выявлять степени достоверности информационного ресурса.

В рамках данного теоретического направления существует в настоящее время ряд общих алгоритмов, формируется широкий спектр метадисциплинарных исследовательских и научно-педагогических подходов, источниковедческой компаративистики[9].

Формирование предметной области методологии науки происходит постепенно, но получает новое качество, когда возникает ее институционализация. История науки показывает, что это может происходить в рамках академических структур и – что особенно существенно – в рамках университетской науки. В этом – последнем – случае концептуализация предметной области происходит быстрее, поскольку она диктуется необходимостью формирования учебных курсов, учебных изданий и практик преподавания. Известно, что в области методологии истории ряд трудов, в частности «Методология истории» А. С. Лаппо-Данилевского, становятся известными сообществу прежде всего как лекционные курсы