Между тем, если говорить о фундаментальной науке, то её непосредственная цель не польза, а истина. Любые соображения непосредственной пользы, в какой бы форме они не проявлялись, неизбежно искажают конечный результат и мешают приблизиться к истине. Однако если в итоге свободного творческого поиска истина обнаружена, то она становится в высшей степени эффективным оружием практики. Таким образом, только отрешившись от сиюминутных проблем, историко-архитектурная наука может достичь объективного результата, способного позитивно влиять на архитектурную практику.

Что же должен представлять собой фундаментальный раздел историко-архитектурной науки, и может ли история архитектуры претендовать на объективность результатов? Ведь важнейшей целью изучения прошлого архитектуры является оценка различных периодов её истории. Однако нет ничего менее устойчивого, чем оценки в архитектурной науке. Достаточно вспомнить изменения за сравнительно короткий период оценок эклектики и модерна – от резко отрицательных до безудержно восторженных. Можно ли вырваться из заколдованного круга столь резко сменяющихся оценок? – Да, можно, но лишь в том случае, если оценка того или иного явления истории архитектуры будет опираться на достаточно развитую теорию историко-архитектурного процесса, на установление его связей с фактами прошлого и будущего, то есть на определение места, которое занимает данное явление в общем процессе развития архитектуры. Учение об этом процессе и составляет фундаментальный раздел историко-архитектурной науки. По аналогии с общей историей этот раздел может быть назван теоретической историей архитектуры, философией истории архитектуры, или историософией архитектуры.

Несмотря на то, что архитектурная наука еще не выделила историософию в самостоятельную область, многие историософские вопросы постоянно оказываются в поле зрения исследователей. Первым среди них следует, вероятно, назвать вопрос об общем характере историко-архитектурного процесса, о его единстве и множественности. В XX веке архитектурной наукой были выработаны две противоположные позиции по этому вопросу. Монистическая позиция связана своим происхождением с функционалистски ориентированной историей архитектуры. Исследователи этой ориентации видели в истории архитектуры лишь один процесс, одну закономерность – ту, которая привела к возникновению функционализма. История архитектуры предстает здесь как крайне схематизированный однолинейный процесс, где единство абсолютно преобладает над многообразием. В таком телеологическом представлении об истории архитектуры, к примеру, для А. Гауди или А. У. Зеленко не находилось понятного места в дискурсе о модерне, понимаемом как предтече функционализма или конструктивизма, зато на первый план выдвигались такие фигуры, как О. Пере и А. В. Кузнецов.

Другая, плюралистическая, позиция разделяется большинством сторонников постмодернизма. С этой точки зрения история архитектуры представляет собой множество слабо связанных процессов, которые принципиально не могут быть сведены к некоторому единству. Плюралистический взгляд на историю архитектуры, дробя её на ряд локальных процессов, по существу, ориентирует исследователей на чисто эмпирический метод, и ставят под вопрос саму возможность теоретического обобщения. По-видимому, задачей науки является разработка такой модели историко-архитектурного процесса, которая позволила бы охватить все многообразие действительной истории и одновременно увидеть ее единство в общей закономерности. Эта задача связана с проблемой соотношения внешних и внутренних факторов развития архитектуры.