Правда, то же обстоятельство, говоря мимоходом, оказало большую услугу иным марксистам, дав им возможность называть производительной силой все что угодно и таким образом легко преодолевать все трудности, сопряженные с материалистическим объяснением исторических фактов. Таинственные производительные силы играют в работах многих из марксистов такую же роль, как жизненная сила в трудах старинных физиологов – все объясняется этими силами, но что такое представляют собой они сами – об этом умалчивается.

В «Манифесте» и в других своих работах Маркс дает понять, что производительные силы – не что иное, как средства производства и обмена. Этим можно было бы удовлетвориться, если бы само понятие средств производства и обмена не вызывало новых недоразумений. Под средствами производства обыкновенно понимают орудия производства, сырой и вспомогательный материал, но отнюдь не естественные условия производства, как, например, климат, географическое положение страны и т. д. Но внешняя природа, бесспорно, образует собой производительную силу в смысле Маркса, на что определенно указывает и Энгельс6.

Отождествление понятий производительной силы и средств производства и обмена наталкивается на трудности и другого рода. Так, Энгельс называет «разделение труда и соединение многих частичных работников в одной мануфактуре»7новой производительной силой, приведенной в движение буржуазией. Отсюда следует, что приобретение новых производительных сил далеко не равнозначаще введению новых орудий труда, ибо мануфактура мало отличается в этом отношении от ремесла. Правда, сам Маркс дал повод придавать материалистическому пониманию истории такой смысл, как будто бы, согласно этому воззрению, изобретение и введение в производство новых орудий труда составляет единственную движущую силу истории8. Признанием мануфактуры новой производительной силой Энгельс доказывает, однако, что такое толкование не соответствует духу данной доктрины. Это признает и Маркс, замечая, что «и при неизменном способе труда одновременное употребление на работу большого числа рабочих составляет революцию в материальных условиях рабочего процесса»9. Производство может, следовательно, испытать революцию без всякой перемены орудий труда; или, говоря иными словами, развитие производительных сил может совершаться на основе неизменяющихся орудий труда.

Впрочем, вполне очевидно, что введение новых орудий труда никоим образом не может быть признано господствующей силой социального развития. Только в новейшее время технические изобретения быстро следуют одно за другим, между тем как раньше проходило много столетий без существенных перемен в орудиях труда, что, однако, не препятствовало поступательному ходу истории. Превращение ремесла в мануфактуру, соединение прежних многих мелких производителей в одном рабочем помещении под руководством капиталиста было чрезвычайно важным шагом экономического и вместе социального прогресса. Но распространение мануфактуры нельзя ставить в связь с каким бы то ни было техническим изобретением. Среди всех форм промышленных предприятий есть только одна – фабрика, характеристическим признаком которой является род употребляемых орудий труда. Возникновение ремесла из семейного производства, распространение капиталистической домашней промышленности, это тысячелетнее промышленное развитие не находилось ни в какой связи с техническими изобретениями.

«Ничего не может быть неосновательнее, – замечает совершенно верно Карл Бюхер, – тех ученых построений, которые приурочивают новые культурные эпохи к возникновению гончарного производства или изготовления железа, изобретению плуга или ручной мельницы. Народы, умеющие превосходно изготовлять из железа топоры и даже трубы, пользуются еще и теперь деревянными копьями и стрелами и обрабатывают землю деревянными орудиями, хотя у них нет недостатка в быках, которые могли бы тащить плуг»