Дав папе немного подержать Сердце Египта, мама забрала амулет, снова завернула его в бумагу, положила назад в свой саквояж и похлопала по его кожаной стенке рукой.

– Припрячем его здесь на время, ты согласен, Алистер?

– Абсолютно.

Взрослые снова принялись ахать и охать, рассматривая мамины находки, а я, честно говоря, устала от всей этой суеты, тем более что мне строго-настрого запретили притрагиваться к чему-либо. Кроме того, поток темной энергии от про́клятых предметов был таким сильным, что у меня тупо заныла голова, застучало в висках и напряглись нервы.

Я посмотрела на стенные часы, они говорили о том, что пора выпить чаю и перекусить. Если мне капельку повезет, я, пожалуй, уговорю родителей отпустить меня одну в лавку, где можно будет купить, наконец, настоящей еды.

Единственной загвоздкой был Фагенбуш – если я уйду за покупками, он доберется до новых артефактов раньше, чем я, и даже успеет до моего возвращения припрятать некоторые из них. Зная Фагенбуша, я могу с уверенностью говорить о том, что это будут предметы, в которых спрятано больше всего темной магической силы.

И тут меня осенило.

– Э-э, мистер Боллингсворт! – сказала я небрежным тоном. Почему-то именно этот тон всегда заставляет моего папу вздрогнуть и обратить на меня внимание, чем бы он при этом не был занят. Так, говорят, реагируют на звук трубы списанные на пенсию боевые кони.

– Да, Тео? – спросил Найджел, отрываясь от только что открытого им ящика с восковыми фигурками шабти.

– Вы не знаете, мальчики из Хеджвикской школы для трудных подростков уже ушли?

Найджел вспомнил про юных сорвиголов, которые должны были прийти сегодня в музей на экскурсию, и его лицо вытянулось.

– О господи. Нет, не знаю. Полагаю, надо пойти взглянуть, вдруг они сломали что-нибудь, а может, утащили легендарный меч или какую-нибудь другую штуковину.

Я подошла ближе и заглянула в открытый Найджелом ящик.

– Ой, что это? – спросила я идиотским тоном.

На самом деле я отлично знала, что это фигурки шабти, их находят в любой мало-мальски приличной египетской гробнице. Восковые или глиняные шабти должны были прислуживать умершему в загробной жизни и делать за него всю тяжелую работу.

Однако, присмотревшись внимательнее, я обнаружила, что эти фигурки совсем не похожи на обычных шабти. Во-первых, у них слишком грозный вид, простые слуги такими не бывают. А во-вторых, каждая фигурка держала в своих глиняных ручках какое-нибудь оружие – копье, кинжал, меч, боевой топорик. Итак, эти шабти были грозными и вооруженными – очень, очень странно.

Бросив быстрый взгляд на Фагенбуша, я спросила Боллингсворта все тем же идиотским тоном:

– Это куколки, да? Их клали в гробницы, чтобы детки-мумии могли играть ими?

Фагенбуш нервно дернул головой и просверлил меня своими глазками-бусинками.

– О боже, нет, конечно! – с легкой усмешкой воскликнул Найджел, до глубины души потрясенный, я полагаю, моим невежеством. – Они действительно очаровательны, однако на самом деле… одну минутку. Послушайте, Клайв, не могли бы вы сходить проверить, ушли ли те малолетние головорезы и все ли после них в порядке?

Все точно так, как я надеялась! Зачем Первому помощнику хранителя музея идти смотреть, что там натворила толпа неуправляемых школьников, если можно поручить это Второму помощнику?

Я прикрыла глаза, опасаясь, что Фагенбуш испепелит меня взглядом. Он прекрасно понимал, что я попросту избавляюсь от него. Не поднимая ресниц, я любезно улыбнулась и пролепетала:

– Благодарю вас, мистер Фагенбуш. Меня так заинтересовали эти куколки…

Фагенбуш зарычал, громко швырнул на пол крышку, которую только что сорвал с одного из ящиков, и вихрем вылетел вон.