Дом, снятый для нас Набиром, оказался обычным большим, обожженным солнцем бунгало, стоящим на склоне невысокого пологого холма и выходящим окнами на городок Луксор. Рядом с домом виднелись развалины бывшей конюшни, а покрытый коркой окаменевшей грязи двор был абсолютно гол, если не считать единственной отважно тянущейся вверх виноградной лозы – она, очевидно, должна была изображать сад.

Возле двери дома нас встретила и низко поклонилась закутанная с ног до головы в черное женщина – неприкрытыми у нее оставались только глаза.

– Это Хабиба, – сказал Набир. – Ваша новая экономка. Она кузина моей жены и очень большая мастерица вести домашнее хозяйство.

Я еще раз взглянула на Хабибу и решила, что больше всего она напоминает мне высокий узкий черный шатер с глазами. А еще подумала о том, до чего же ей должно быть жарко под столькими слоями одежды.

Хабиба широко раскрыла от удивления глаза, заметив стоящего за моей спиной Гаджи, а затем вопросительно посмотрела на Набира. Он, указывая рукой на Гаджи, что-то сказал по-арабски, да с таким презрением, что я испугалась, как бы бывший погонщик осликов не отвесил пинка переводчику, но все обошлось. Выслушав Набира, Хабиба посторонилась и пропустила всех нас в дом.

Здесь она молча указала мне и Гаджи на короткий узкий коридор, а затем испарилась – повела маму в отведенную для нее комнату.

Моя комнатка в конце коридора оказалась маленькой и очень скудно обставленной: из всей мебели здесь обнаружилась лишь узенькая кровать, древний колченогий умывальник и крошечный комод. Даже стола не было.

Из корзинки донеслось недовольное низкое рычание. От испуга и неожиданности Гаджи уронил корзинку на пол и отскочил в сторону.

– Не валяй дурака, – сказала я, наклоняясь над корзинкой. – Это всего лишь моя кошка.

Я отперла и подняла крышку, Исида выскочила, дико взвыла и бросилась прямо на появившуюся из-под одежд Гаджи обезьянку.

Теперь Исида и Сефу пронзительно завизжали на два голоса, Гаджи рванулся, чтобы схватить обезьянку, но Сефу уже взлетел на вершину прикрывавших окно моей комнаты ставней. Исида уселась под окном и принялась сердито урчать, не сводя глаз с обезьянки.

– Что с вашей кошкой, мисс? – обиженно спросил Гаджи.

– Похоже, ей не понравился Сефу.

Почувствовав себя в безопасности, обезьянка принялась размахивать передними лапками и строить Исиде рожицы. В ответ Исида решительно вспрыгнула на подоконник – Сефу испугался и перепрыгнул со ставней на плечо Гаджи. Исида посмотрела на Сефу, презрительно махнула хвостом и выпрыгнула в окошко.

Увидев, что кошка ушла, Сефу принялся возбужденно щебетать. Гаджи успокаивающим тоном произнес несколько слов по-арабски, затем обернулся ко мне и перешел на английский:

– Я думаю, нам пора идти.

– Ты останешься здесь, рядом?

– Нет, пойду искать своих родственников. Может быть, кто-нибудь знает, где они и что с ними.

– Когда ты в последний раз видел их?

– Пять лет тому назад.

Тут любопытство взяло верх над моей вежливостью, и я спросила:

– А как случилось, что ты оказался один в Каире?

Но не успела я договорить, как откуда-то с той стороны, где находилась кухня, раздался сердитый мамин крик:

– Теодосия Элизабет Трокмортон! Иди и забери свою кошку! Немедленно!

– Да, нам совершенно точно пора идти, – сказал Гаджи, подошел к окну и полез на подоконник.

– Дверь же есть, – удивленно сказала я.

– Так быстрее, – ухмыльнулся Гаджи и исчез вместе с Сефу.

– Теодосия!

– Иду, мама! – откликнулась я и поспешила утихомиривать Исиду, которая, по всей видимости, кого-то терроризировала.

На следующее утро после завтрака мама отправилась в местное отделение Британского консульства, чтобы зарегистрировать свое прибытие у инспектора Верхнего Египта. Набир тоже ушел набирать оставшихся рабочих в экспедицию, а Хабиба возилась на кухне. Я заверила маму, что сумею сама занять себя – не уточняя, конечно, при этом, каким именно образом собираюсь это сделать. А собиралась я повидаться с майором Гарриманом Гриндлом, начальником Службы безопасности Верхнего Египта. Майор Гриндл был моим связным Братства Избранных хранителей в Луксоре.