Не знаю, каким образом удалось бабушке добиться в Адмиралтействе разрешения провести торжественное отпевание Сопкоута. Очевидно, такое разрешение дал ей кто-то из тех, кому неизвестна истинная причина его исчезновения. Поскольку я дала себе слово обходиться с бабушкой как можно тактичнее, я осторожно заметила:
– Может быть, дело не в том, что кто-то недооценивает героический поступок адмирала, а в том, что отсутствует его… тело?
– В любом случае, это непростительно. Ну, ладно. Итак, я заказала гроб из красного дерева, обитый внутри шелком. Без кружев. Я решила, что кружева Сопкоут не одобрил бы. Медную табличку на гроб с именем адмирала, медные ручки. Покров на гробе тоже будет шелковый, а не бархатный – я подумала, что так будет правильнее, потому что на дворе уже весна. Ты согласна со мной?
Я решила не повторять лишний раз о том, что этот роскошный гроб все равно останется пустым, и потому лишь молча кивнула.
– Я наняла катафалк. С шестью лошадьми. Они пытались уговорить меня на четверку лошадей, но я решила, что Сопкоут заслуживает как минимум шести. Еще я заказала черные креповые вуали, черные перчатки и траурные повязки, их раздадут всем, кто придет на прощание с адмиралом. Можно еще добавить плюмажи из черных страусиных перьев. С ними похороны будут еще величественнее, как ты думаешь?
– Честно говоря, бабушка, не знаю. Я еще никогда не была на похоронах.
– Ну, конечно! – сказала бабушка, поворачиваясь ко мне. – Ведь тебя еще на свете не было, когда скончался мой дорогой муж, – она ненадолго замолчала, ее глаза затуманились. – Да, вот это были похороны, – она даже прищелкнула языком. – А тебе, если ты никогда не была на похоронах, нужно будет сшить подходящее траурное платье.
– Траурное платье?
– Разумеется. На похоронах ты должна быть, как все, в черном. Через день-два я приеду с портнихой, она снимет с тебя мерку.
По-моему, бабушка собралась дальше развивать эту мысль, но ее прервал грохот распахнувшейся входной двери в музей, от которого мы обе подпрыгнули на месте.
– Какого черта… – начала было бабушка, но ее перебил звонкий голос:
– Есть кто-нибудь в этом заброшенном сарае?
– Генри? – ахнула я и побежала к двери. Там уже стоял мой брат и, подбоченившись, смотрел по сторонам.
– Это что здесь за шум-гам? – крикнул выбежавший на лестницу папа.
– Это Генри, папа, – сказала я ему. – Приехал на пасхальные каникулы.
– Я приехал сюда прямо с вокзала, с вещами, – сказал Генри и продолжил, отыскав меня взглядом: – Потому что кое-кто забыл напомнить, что меня нужно встретить с поезда. Кстати, мне нужно заплатить за кеб.
– Теодосия! – укоризненно воскликнул папа, скатываясь вниз по лестнице. – Почему ты не напомнила нам о том, что нужно встречать Генри?
Я раздраженно хмыкнула. Почему я обо всем всегда должна помнить и напоминать другим? И разве я не могу о чем-то забыть, когда у меня самой столько дел, что голова идет кругом?
– Где мои деньги, парень? – спросил кучер кеба, просовывая голову в дверь. – Ты сказал, что здесь кто-нибудь заплатит. Сколько мне еще ждать?
– Сейчас, – сказал Генри и повторил, обращаясь ко мне: – Мне нужно заплатить за кеб.
– У меня нет денег, ты же знаешь, – сказала я. – Папа! Генри нужно заплатить за кеб!
– Маленький мальчик сам нанимал кеб? – потрясенно воскликнула бабушка. Она вышла в холл следом за мной и теперь стояла, поводя из стороны в сторону своим длинным носом.
Папа вышел за дверь расплатиться с кучером, бабушка осторожно пробиралась среди стоящих повсюду ящиков, а Генри тем временем направился прямиком ко мне.
– Я думал, что между нами теперь все по-другому, но вижу, что ошибался. Ты опять взялась за старое.