Теодорик снисходительно улыбнулся. В спор он ввязался больше ради забавы. Сдвинув очки на нос, вампир вскинул глаза на хозяина таверны. Этот момент он любил больше всего. Лицо мужчины мгновенно смягчилось, взгляд рассеянно скользнул по Теодорику, словно остатком разума он понимал, что должен что-то увидеть, но вот что именно?

– Я возьму за счёт заведения, согласен?

– Да.

– Спасибо. Душевный же ты мужик, скажу я тебе. Да, кстати, забудь обо мне.

Подхватив тарелку с кружкой, парень примостился в тени, за неприметным столиком в углу. Еда оказалась пресной и абсолютно безвкусной. Впрочем, вполне возможно, что виноваты в этом были не повара, а то, что голод Теодорика был совсем не схож с обычным человеческим.

Вампир упрямо надкусил отбивную. Проклятая ведьма! Если бы она тогда не устроила истерику, родители могли успеть научить его контролировать собственный голод. А теперь… Что толку от знатного рода, если повадки остались на уровне примитивного низшего вампира?

От отбивных не осталось и следа, а Зверь внутри только ещё больше раззадорился, уже начиная тихо и зло рычать. Звуки и запахи – всё, что способен был уловить Теодорик, но зато с такой точностью и остротой, что это причиняло боль. Надо поспать. Тогда голод уймётся. Должен уняться.

Парень потянулся было к элю, но тут же отказался от этой затеи. Руки мелко тряслись, не в состоянии даже сжать ручку кружки. Теодорик медленно встал из-за стола. Зверь брал верх. Движения стали более плавными, неторопливыми. Хищными. Парень облизнул пересохшие губы, попутно отметив, как заострились его зубы. Его не должны таким увидеть. Нужно немедленно где-то залечь на дно.

Долго уговаривать хозяина таверны отдать в распоряжение одну из комнат не пришлось. Разжившись ключом, Теодорик торопливо скрылся за дверью, закрывшись изнутри. Так-то лучше.

Плюхнувшись на кровать, он попытался сосредоточиться на собственных мыслях, а не ноющем чувстве звериного голода. Отец говорил, что высшие вампиры не могут позволить себе быть слабыми.

«Самоконтроль и уважение традиций – вот, что возносит тебя над простыми людьми и низшими вампирами» – это последнее, что сказал отец, прежде чем ведьма обрекла Теодорика на вечность в медальоне. Родители не стали за него заступаться, даже не пытались его спасти. Наказание казалось им справедливым. Ты убил невинного ребёнка – ты должен понести наказание.

Окутавшая густая тьма избавила Теодорика от тягостных воспоминаний и звериного голода. Совершенный покой. Вкус дыма на языке. Прохлада, ласково касающаяся кожи.

Тьма отступала неохотно, медленно рассеиваясь, подобно клубам дыма. Теодорик распахнул глаза, тупо уставившись в потолок. Он пролежал так несколько минут. Или часов? Парень не мог поручиться ни за один из вариантов. Но вот сонливость окончательно ушла. Голод усилился.

Это не шло ни в какое сравнение с тем, что Теодорик чувствовал раньше. Зверь вырвался наружу. Он был осязаем. Нечто невидимое, но наводящее панический ужас, сдавило горло, сжав внутренности в тиски. Парень неловко закопошился на месте, но тело не подчинялось ему, полностью отдавшись во власть Зверя.

Пол. Он лежит на полу. Почему?

Ушей коснулся женский плач. Полный отчаяния, прерывающийся на вой и всхлипы. Живот сковал спазм, заставив Теодорика зашипеть от боли. К плачу примешались проклятья, тут же вновь прерванные непроизвольными всхлипами.

Теодорик с усилием сел. Это совсем не та комната, в которой он засыпал. Похожая, но не та. Парень опустил глаза вниз и от увиденного живот мгновенно скрутил новый спазм. Он сидел рядом с окровавленным трупом какого-то мужчины. Рот помимо воли наполнился слюной.