Смуглый чабан пригласил гостей к едва тлевшему костру, подбросил туда несколько чурок сухой арчи и поставил в пламя прокопченный кувшинообразный медный кумган – чайник с водою. Вскоре он закипел, и чабан крючковатой палкой, подцепив за изогнутую ручку, выхватил из огня булькающий сосуд, всыпал в него горсть заварки и, дав чуть отстояться, разлил по маленьким стаканчикам пахнущий дымом и мятой крепко заваренный черный чай. Временами он поглядывал на своего товарища, неподвижно лежавшего на кошме. Тот уже перестал стонать и, казалось, уснул.
Солнце уже клонилось к закату. Чабан угостил гостей густо наперченным жарким из баранины и, увидев, как завозился его товарищ, подошел к нему, откинул кошму. Еще недавно обезображенное страданием лица чабана теперь расплывалось в широкой благодарной улыбке.
– О мой эфенди! – восторженно всплеснул длинными руками Мадер. – Вы свершили чудо! Да вы сам Авиценна! Объясните, пожалуйста, почему вам понадобился именно черный баран и к тому же старый?
– Овцы поедают каракуртов, – довольно улыбался Курреев, польщенный похвалой шефа. – А черный баран к ним особенно нещаден. Он набрасывается на них, как шакал на падаль… А почему его желудок излечивает от укуса – не знаю… Видно, так Аллаху угодно.
– Я объясню вам, почему, – тонкие губы Мадера скривились в усмешке. – У животных, поедающих этих ядовитых насекомых, вероятно, вырабатывается в организме какой-то определенный иммунитет… Как бы объяснить вам?.. Словом, противоядие! И желудок, впитавший в себя яд каракуртов, становится своеобразной сывороткой.
Курреев не очень-то уразумел ученые слова Мадера, но на всякий случай кивнул головой. Ему было невдомек: на кой черт немцу нужен этот чабан, из-за которого выбросил на ветер кучу денег? И подыхал бы себе! Но экономному Мадеру, расставшемуся с двумя туманами, хотелось поразить Каракурта своим великодушием. К тому же ему, человеку любознательному, небезынтересно было узнать, почему Курреев затеял заколоть именно черного барана. Разве мог знать Курреев, что Мадер в отчете, представленном позднее начальству, впишет деньги, истраченные на чабана, в графу расходов по вербовке нового агента по кличке Каракурт.
– Выходит, мой эфенди, укус каракурта не смертелен? – Мадер многозначительно взглянул на Курреева. – У каждого яда есть противоядие…
– Смертелен, мой тагсыр, смотря как жалить, – нашелся Курреев.
– Браво, браво, мой эфенди! – Немец был доволен Каракуртом.
О многом переговорили Мадер и Каракурт по дороге в Мешхед. Но Эшши-бай, с которым Мадер уже успел встретиться до его отъезда к себе в афганский город Герат, рассказал о маслахате со всеми подробностями. Каракурт не открыл Мадеру ничего нового, лишь подтвердил рассказ Эшши-бая, и эмиссар был доволен новым агентом, который успешно выдержал свой первый экзамен.
Прощаясь, Мадер дважды переспросил о Вахидове, не знает ли Каракурт об истинной цели его поездки в Туркмению. Тот повторил уже сказанное им, действительно не подозревая, что на Вахидова возложено более чем деликатное задание – попытаться выйти на след агентуры, оставленной еще генерал-майором Маллесоном. Чье задание исполнял Вахидов? Самих англичан? Исключается. Они и так все знали о своих агентах. Французов? А им-то зачем? Французы – публика нетерпеливая… Калифы на час. Или немцев?.. Тогда это не так страшно, и Мадер может спать спокойно. Он знал, что центр нередко через голову своих эмиссаров дает разным агентам одинаковые задания – так надежнее. Но почему кто-то другой должен обскакать его, Мадера?
И германский эмиссар, наставляя Эшши-бая, сообщившего ему об истинных целях Вахидова, говорил: