– Что еще? – Мадер не сводил глаз с мавзолея. На минарете теперь никто не маячил.

– Вахидов все успокаивал Мирбадалева. – Курреев сильной рукой сдавил железный мундштук своего скакуна, выделывавшего копытами вензеля. – Как ребенка уговаривал. Ну что плохого, говорил он, если мы объединим свои силы с русскими, мы под одним Богом, мол, ходим… Православный Иисус Христос – это ваш Иса, пророк и посланник Аллаха. А дыхание Исы, утверждает Коран, животворно: воскрешает мертвых, исцеляет калек, больных. Вахидову подпевал и Эшши-бай: «Вспомните Искендера-падишаха или, как его зовут, Александра Македонского. Он завоевал Иран и Туран, когда язычники – предки туркмен и персов – об исламе и слыхом не слыхивали. Теперь же его, иноверца, считают правоверным, а иранский шах даже объявил его своим предком. Я готов породниться хоть с самим шайтаном, лишь бы нашему общему делу выгода. С паршивой овцы хоть шерсти клок!» А по мне, мой тагсыр, все это пустой треп.

– Не скажите, не скажите, мой эфенди! И бегство умелое иногда считается доблестью. Некий смертный однажды попросил пророка: «Сулейман, научи меня языку животных!» Пока человек не знал, что пророк Сулейман понимает язык птиц и животных, ему было невдомек, какой волшебной силой обладал мудрец…

– Вы говорите загадками, мой тагсыр…

Мадер не успел ответить – навстречу им высыпала толпа юродствующих странников. Многие из них сидели или лежали в тени развесистых платанов, на мраморных ступенях, ведущих к стройной стрельчатой арке гробницы. Они что-то кричали, клянчили подаяние, молили о снисхождении. Кто-то подполз к ним на коленях, вытирал ладонями пыль с их сапог, какой-то безногий целовал края плаща Мадера.

– Хув хак! Он Бог, он истина! – Длинный, высохший, как мумия, дервиш потрясал над головой посохом. – О правоверные, сотворили ли вы молитву и омовение, прежде чем направить свои стопы к святой гробнице?

Мадер полез в карман, чтобы ублажить крикливого дервиша, но откуда-то выскочил седобородый ахун[10] в чалме и воскликнул:

– О безумец, остановись, если не хочешь быть растерзанным толпою! – Ахун, щупленький и подвижный, замахал руками: верующие безропотно повиновались, тут же разошлись. Служитель Аллаха признал в пришедших непростых людей, хотя из-под их абы виднелись черные со стоячим воротником потертые сэрдари – иранская национальная одежда, похожая на что-то среднее между сюртуком и поддевкой, а на головах – шапчонки из грубоватого черного войлока. Ох уж эти иностранцы! Не знаешь, как им угодить. Днями наезжал сановник из Тегерана, битый час увещевавший быть предупредительным с гостями, особенно с немцами и англичанами: «Они наши друзья… Они борются с большевиками». – На всех денег не напасетесь… Что проку им подавать? Они обратят ваши деньги в терьячный дым. Отдайте их мне, они пойдут на пользу нашего ордена. – Старик протянул руку, и Мадер вложил в его ладонь пару серебряных кранов.

Ахун пригласил гостей за невысокую глинобитную ограду, за которой в углублении простиралась протоптанная просторная площадка. Они спустились по истертой каменной лестнице к белому ноздреватому валуну, захватанному руками. Над ним возвышался потемневший от времени кривой гладкий столбик арчи, усеянный шляпками гвоздей. Так верующие выражали Аллаху свои мольбы об исцелении, о счастье и благополучии, оставляли у камня деньги, приношения, здесь же закалывали баранов.

– Этот белый камень обладает чудодейственной силой, исцеляет от недугов. – Голос ахуна звучал высоко, торжественно. – Яблоко заплачет, гранат засмеется… – Он заученно повел бровью: из кельи, встроенной в дувал, вышел юноша атлетического сложения и застыл изваянием у валуна. – Камень наделен чудотворной силой… Ба-алла! С Богом!..