Осипчук отвернулся, промолчал. Рука его легла на памятную табличку общей могилы, горе не отпускало его мысли ни на секунду. Шубин больше не стал спорить с лейтенантом: слишком тот был ослеплен болью и желанием мести. А ему пора готовиться к вылазке: расспросить рядовых, с ближайшей позиции осмотреть участок, откуда он планировал выдвинуться, и убедиться в проходимости маршрута.

Несколько часов разведчик обходил передовую линию окопов, долго не мог выбрать место, где он сможет незаметно для противника перейти нейтральную полосу. Чутье останавливало его каждый раз, а ему разведчик доверял всегда. Свои границы гитлеровцы охраняли тщательно, все подходы простреливались плотным огнем. Действовать прямолинейно, идти прямо в лоб на немецкие позиции было опасно, поэтому разведчик отходил всё дальше и дальше от окопных укреплений, пока не оказался в лесу. Прошелся между деревьями и решил дойти до опушки – рассмотреть получше окрестности. Эта территория была безопаснее, но и расстояние здесь до спасительных деревьев уже на вражеской стороне гораздо дальше. Между лесными массивами растянулось большое пологое поле шириной не меньше пяти километров. Глеб задумался, рассчитывая, сколько времени у него уйдет, чтобы добраться до противоположного склона. Градус у возвышенности большой, хотя забраться можно, да только неизвестно, что там с немецкими позициями на другой стороне. За деревьями может прятаться как снайпер, так и дальний дзот, обустроенный лишь на случай атаки.

Вдруг почти над головой зашумели ветки деревьев и что-то мягкое ткнулось капитану Шубину в плечо. Разведчик стремительно обернулся и столкнулся с лошадиной мордой – Нюрка! Кобыла с любопытством обнюхала встречного, потом пихнулась мягко в плечо. Он радостно потрепал шелковую гриву, огладил крутой взъем шеи. Лошадь грациозно переступила ногами, отошла на несколько метров и оглянулась, словно подзывая человека. Глеб с удивлением последовал за своей провожатой: что же Нюрка хочет ему показать, неужели и правда она видит и чувствует больше, чем люди, как говорил артиллерист. Следуя за лошадью, разведчик прошел небольшой отрезок территории, где спуск с холма становился совсем пологим. Он отметил про себя, что здесь можно будет безопасно добраться до низинки. Правда, непонятно, как двигаться дальше, чтобы пройти или проползти такое расстояние по открытому пространству, не зная точно, не наблюдают ли за ним с другого склона в прорезь прицела.

Еще несколько метров, и Нюрка вывела Глеба к небольшой возвышенности: здесь вчерашний расчет артиллерийского орудия уже обустроил маскировку, установил свою грозную технику – ЗИС-3, 76-миллиметровую дивизионную пушку. Вчерашний попутчик, пожилой артиллерист, возился с ручками настроек, время от времени примеряясь в бинокль к ориентирам. При виде капитана он радостно воскликнул:

– Разведка, здоро́во! А я как раз думал, свидимся ли. Ты тут как тут, Нюрочка тебя привела. – Он похлопал по белой шее. – Давай, иди в лес, иди. Слишком ты приметная у меня, как снежок. Не ровен час, какой глазастый фриц высмотрит. Иди, отдыхай, моя хорошая, заслужила. – И, как всегда, с любовью принялся нахваливать свою боевую подругу: – По лесу ходит сама, никуда не убегает. Сама дорогу находит, проверяет меня, всё ли в порядке. Не кобыла, а золото!

Разговорчивый артиллерист протянул разведчику кисет с табаком, от которого Глеб отказался.

– А я подымлю. – Пальцы, перемазанные в масле, ловко свернули самокрутку. – Кисет мне дочка сшила на память, когда на фронт провожала. Вот как достану щепотку, так о ней вспоминаю. Ждет меня, письма пишет. Возвращайся, папка, вместе с Нюрочкой. Я буду на ней до техникума в район ездить, в ночное пойдем с тобой. Большая уже вымахала, в этом году восьмилетку окончила, а была ж ты совсем девчонка.