– Лейла Романовна, мы получили анонимную наводку, – строго начал он без предисловий.

– Какую? – распахнула свои карие глаза девушка.

– Нам написали письмо, что это вы являетесь похитительницей музейных ценностей.

– Я? В смысле, я? – повысила голос Лейла.

– Да, нам написали, что вы включили сигнализацию, и вынесли добычу.

– Но я же не уходила. Я была со всеми, потом вернулась в музей. Да и как бы я это сделала? На выходе стоят рамки!

Сердце Лейлы учащенно забилось, щеки запылали от негодования.

– Не знаю, может быть, вы расскажете мне, как провернули это. – В упор посмотрел Филько.

Лейла выдержала взгляд и, чеканя каждое слово, выговорила:

– Я. Этого. Не делала.

Напряжение, которое повисло в воздухе, мешало Лейле дышать, но она все также пристально смотрела на полицейского. Еще через пять секунд безмолвной схватки младший лейтенант улыбнулся и, как ни в чем ни бывало, продолжил:

– Спасибо, Лейла Романовна. Подпишите протокол и можете идти.

Девушка схватила мокрыми от волнения руками бумагу. Внимательно прочитала каждое слово и только потом поставила свою подпись. Юрий Олегович терпеливо дождался, кивнул в знак благодарности и показал на дверь:

– Тогда не смею вас больше задерживать, – почти весело произнес он и углубился в чтение толстой папки с документами.

Лейла посмотрела на часы: уже шесть вечера, а она так и не заехала к родителям. Девушка завела машину и прибавила радио на максимум. Семь прекрасных минут она ни о чем не думала, только слушала музыку и машину. Эта короткая передышка помогла ей войти в квартиру к маме и отцу в относительно спокойном настроении.

– Вы как? Полиция приходила? – с порога начала девушка.

– Да, у нас был сотрудник, записал сначала мамины показания, потом мои, – тихо ответил отец.

Он в одиночестве сидел в гостиной за столом. На поверхности были разбросаны непонятные детали, которые уже через несколько недель превратятся во что-то прекрасное. Лейла с Романом Викторовичем, ее отцом, никогда толком не ладила. Казалось, что он всегда мечтал о сыновьях, а рождение дочерей сделало его еще более суровым и отстраненным. Даже в детстве они никогда не веселились вместе, и Лейла не могла вспомнить ни одного совместного семейного отпуска. Да, они с мамой и сестрой почти каждое лето ездили на поезде на море, но отца с ними никогда не было. Свой отпуск он предпочитал проводить в деревне, где занимался делами «не для девочек». Так он каждый раз говорил, когда маленькая Лейла просила взять их с собой на рыбалку, собирать грибы в лес или в поход. И также он говорил, когда начинал мастерить. Старшая сестра, Вера, никуда не просилась. Только задумчиво пожимала плечами, так, мол она и думала. Зато потом обязательно утешала младшую, играла с ней в шахматы или брала с собой гулять.

Лейла знала, если отец взял в руки инструменты, ему необходимо подумать, его что-то беспокоит.

– А где мама?

– Она прилегла, давление подскочило, – не отрываясь от работы сказал Роман Викторович.

Девушка села рядом и стала, как в детстве, рассматривать, как ловкие руки отца соединяют воедино разрозненные детали.

–Папа, что не так?

– Кроме того, что Любовь Викторовну убили? – недобро взглянул на нее он.

Лейла вспомнила, как в детстве один этот его взгляд заставлял их с сестрой съеживаться. Только девушка выросла и больше на нее эти уловки не действовали.

– Ну пап, ты же знаешь, что я не об этом. Ты снова принялся мастерить, значит, дело не только в убийстве.

Еще долгие пять минут молчания, и отец не выдержал:

– Ладно, черт с тобой. Мать говорить тебе не хотела, но я думаю, что ты уже не маленькая, справишься.