Тем временем, ааренданнцы не только Айдану бередили душу. Крюконосый бушевал:

– … и берегут нас от орков, но я же вот кумекаю: как орки – мы к ааренданнцам, как мор – к ним, к родимым, тащим своё золотишко. Эвон же герцог и тот себе хоромину без них не осилил построить. Енто что же, скоро так и носы нам вытирать ааренданнцы будут?

– Вы предпочли бы жить в разорённой орками стране? – промолвил улыбчивый в чёрном.

– Да кабы наши вояки за меч хвататься не гнушались, не сиживали б сиднем за оградою, ожидаючи, пока за них колдуны разберутся, так, мож, и ничаво, продержались бы! – задрал нос и руки скрестил на груди.

Айдан фыркнул. Вот сам бы постоял в чистом поле против орочьего прилива – то-то бы мы на тебя посмотрели.

– Может быть. М-м, не стоит ли нам представиться друг другу?

– А и взаправду, ну их, паршивцев, – хрипло и высоко, совершенно по-ведьмински захихикал крюконосый. – Я ж чего… Меня Фро́двином кликают. Вот, приторговываю помаленьку, – он похлопал по одной из коробок. – Снадобья на всяк случай жизни, травоньки сушёные, порошочки да каменья, алхимическая посуда, части тела разной невезучей животины.

И снова этот противный смех. Айдан не мог отделаться о мысли, что у него там точно полные короба петушиных лап, змеиных языков, крылышек летучих мышей и прочих мерзостей.

– Мотаюсь вкругаля по Гевинтеру, и лишь понужатся кому порошочки, травки: от бессонницы, от зубовной хвори – а я уж тута! Ну, и алхимиков наших многоуважаемых снабжаю, а то как же: занятой человек будет сам по лавкам шастать, выискивать? А я к порогу привезу и по хорошей цене! Задержался в Ланциге, но таперича туды, сюды – и на юга, пополнять запасы.

– А церковь это всё разрешает? – вырвалось у Айдана. – Ну, эти, части тел…

– О, так и лепше даже! У меня патент от самой Королевской гильдии магов! – он вытащил из-за пазухи свёрнутой трубкой пергамент и помахал им; красная печать на ленточке болталась под ним из стороны в сторону.

– Я думал, что церковь…

– Мой пресвятой брат, – кажется, весь сарказм мира собрался в этих трёх словах. – Церковь ни шиша, ни зги, ни на пол пальца, – рассказ сопровождался последовательной демонстрацией шиша, зги и половины пальца, – не кумекает в таких делах. Не обижайтесь только. Но тут же понимать надобно. Вот в западных краях, в Империи, инквизиция на таких делах собаку съела, там смекают: кто склянку с ядом гадюки таскает – он знахарь, а кто язык той самой змеи – он еретик-недотёпа.

– Разумно, разумно, – улыбнулся его собеседник.

– Но мы недосказамши. Уповаю, господин тоже наречёт себя?

– Конечно, – не отпуская с лица располагающую улыбку, тот поднёс к груди пальцы и слегка поклонился. – Шаан, инквизитор.

И в самом деле, на куртке у него была нашита серая эмблема – птаха, несущая в когтях факел.

Вот ведь, как говорится, неисповедимы пути Владыкины. В Империи инквизиция сделалась могущественной политической силой, попирая даже авторитет иерархов Церкви, ей довелось низвергнуть нескольких императоров и предать Проклятью памяти великое множество менее влиятельных смертных. Инквизиторы рыщут по городам и весям, безошибочно отыскивая не только опасных вольнодумцев, но и просто недовольных тяжестью императорской власти. В тех же восточных провинциях, которые отпали, сделавшись полноценными королевствами, инквизиция была отделена от церкви и деградировала, особенно с подъёмом роли Королевской гильдии магов, до скромной гражданской службы, занимающейся поиском пропавших людей, расследованием незначительных преступлений и в целом помогающей всем, кто не может себе позволить обратиться к чародеям. Впрочем, что-то похожее произошло и с Церковью. На западе священники и боевые монахи творили подлинные чудеса именем Владыкиным: низвергали молнии на головы врагов, исцеляли болезни, развеивали ненастье, даже, как шёпотом болтали в Ланциге, воскрешали самых безупречных паладинов, павших в бою с врагами Света, в виде загадочных и могущественных ангелов – а в здешних краях и мечтать о подобном считалось грехом: клирику следовало, быть смиренным и лишь молитвами приближать исполнение людских желаний. Только некоторые прелаты, в основном северные, происходившие из древних и воинственных фамилий, ещё выезжали на поле боя, вооружившись булавой – дабы формально не нарушать запрет пролития крови – но это ведь не то же самое, что метать во врагов молнии, да и смотрели на таких чем дальше – тем с бо́льшим осуждением. Айдан много раз представлял, каково быть монахом на западе: в нём самом ни на гран магических способностей, но можно же быть полковым лекарем у каких-нибудь ниспровергателей ереси, в бою держась поодаль и поливая недругов огнём из волшебной палочки – ох, вот была бы жизнь, не то что на востоке!