Кутузов дома один. Чем занимается – неясно, но это не наше дело. К нему иногда приходили какие-то странные люди, самого, надо сказать, уркаганского вида. Девицы, часто не по одной за раз. Крут Учитель, крут…

И тут меня пробрало. Говоря по простому, по нужде захотелось. Блин! В самое неподходящее время! Ну, делать нечего. Не в штаны же мочиться. Я поднялся, кивнул ребятам и, обозначив жестом, зачем мне понадобилось в квартиру, потянул на себя дверь.

Тишина молотом ударила меня в грудь. Я замер в прихожей, стараясь различить хотя бы звук… Ничего. Даже кран на кухне, который вечно подтекал, прервал свое перманентное «кап-кап». Почему-то меня охватила жуть, будто не в квартиру зашел, в которой бывал сотни раз, а в пещеру, населенную привидениями. Как назло, нигде не горел свет, только из комнаты Учителя через приоткрытую дверь пробивалась рыжеватая световая полоска. Постояв немного, я, стараясь ступать бесшумно, двинулся по коридору, в конце которого находились «удобства». И, проходя мимо двери в комнату, бросил взгляд внутрь…

Опа! Учитель-то не один!

Кутузов сидел в полулотосе боком ко мне, уперев неподвижный взгляд в своего визави. А тот… Бог мой!!!

То, что в начале показалось мне человеком, на самом деле было чем-то вроде фантома. Черный человеческий силуэт, наполненный клубящейся тьмой! Он торчал посреди комнаты, и воздух вокруг него сиял и светился, будто фантом находился внутри яркого светового столба. Свет этот стекал откуда-то сверху, вихрился вокруг… и вливался в черную фигуру. А та от этого становилась еще чернее… И увеличивалась!

Меня объял дикий страх. Хотелось убежать сломя голову, как тогда на острове… Но я остался. Что-то во мне. Маленькая частичка. Точка… Это что-то было совершенно спокойно, как центр циклона. Спокойно и надежно. В этой точке не было ни страха, ни желаний. Просто внимание. И понимание. Каким-то непонятным образом я понял, ЧТО здесь происходит. А поняв, поразился – как мы не заметили этого раньше?

В этот миг фантом пошевелился. И повернул ко мне голову…

У него не было глаз. Но я знал, что он видит меня. Возникло непреодолимое желание распахнуть дверь и войти в комнату. Но моя точка спокойствия отметила это желание – и отмела его! Это было не мое. Это приказывал фантом…

Я отступил от двери на шаг, другой. Черная фигура начала поднимать руку, будто желая меня схватить…

Не помню, как оказался снаружи. Яркий свет на лестничной клетке постепенно привел меня в чувство. В туалет расхотелось совсем.

– Игорек, ты же белый как смерть! Что случилось?

Я вяло отмахнулся – все в порядке, и уселся на край обломанной серой ступени. В голове стоял густой колокольный звон. «Вот в чем дело! – мысль пульсом стучала в мозгу. – Вот в чем дело-то!»

Внезапно дверь в квартиру распахнулась, и на пороге возник Учитель. Мы вскочили, чтобы тут же согнуться в поклоне. Кутузов прошелестел мимо нас, невесомый, будто сам был призраком. И поворачивая, чтобы спуститься по следующему лестничному маршу, он взглянул мне в глаза. ОН ЗНАЕТ! Я напрягся, стараясь вновь обрести свою точку опоры, но Учитель уже исчез. Почему он ничего не сказал?

Фантом, увиденный мной в квартире Учителя, вышиб меня из седла. Мне снились кошмары, я почти перестал есть и, что самое странное, – начал бояться темноты. Это было ужасно. Я чувствовал себя трусом, но, ложась спать, всегда оставлял включенный ночник. Потому что стоило мне оказаться в темноте, как она начинала шевелиться. Непонятные формы плыли в воздухе. То ли нити, то ли щупальца, они дрейфовали независимо от движений воздушных потоков, сгущаясь, сплетаясь в узлы. Иногда эти тени принимали четкие и пугающие очертания. И тогда моя реакция становилась парадоксальной. Я испытывал ни с чем не сравнимую, безумную ярость, буквально сжигающую меня изнутри. Это чувство не походило ни на что испытанное мной прежде. Казалось, что привычная картина мира покрылась трещинами и из нее начали пропадать целые куски. А я – просто сумасшедший. Еще один псих в этом безумном мире. Временами, охваченный непонятной тоской, я чувствовал, как что-то, какая-то часть меня, невозвратимо уходит в прошлое. И почему-то у меня не было желания этим с кем-то делиться. Даже с Колькой. Но сам Коляныч думал по-другому.