Глава 3
Санкт-Петербург. Декабрь 1991 г
– А-ах! – Судорожный вдох. Я рывком сел в постели. Лунный свет заливал комнату льдистым призрачным серебром. Тренога мольберта казалась кошмарным насекомым, порожденным бредом больного воображения. Холодные лучи стекали с подвесок люстры. Тишина. Нет, на кухне капает вода. Надо завернуть кран.
Я спустил ноги на пол и стал нашаривать тапочки. Светящийся циферблат часов утверждал, что сейчас – полчетвертого ночи. Проклятие, что же мне снилось? Я с силой потер ладонями лицо и удивленно уставился на мокрые ладони. Атас! Да я плакал во сне! Вот откуда ком в горле… Пощупал подушку. Мокрая. Ни фига себе! Воровато оглянулся. Нет. Светка спит. Сбросила одеяло, и холодные лунные блики лежат на высокой груди. Я немного посидел, разглядывая спящую. Красивая у меня все-таки женщина. Как мечта. Правда, безбашенная, с темпераментом. Но это пока не мешало…
– Кап-кап! – кран на кухне. Да. Надо закрыть. Я встал и босиком прошлепал в коридор. Черт с ними, с тапочками. Кухня встретила меня тихим урчанием холодильника. Справившись с краном, я выудил из холодильника пакет с апельсиновым соком. Набулькал себе с полстакана и с наслаждением выпил.
Что же такое со мной? С чего бы это мне рыдать в подушку, как девица? В последний раз я делал нечто подобное еще в начальной школе… Что же снилось? Что-то серьезное. Раз ниндзя, которому по определению не подобает рыдать… И тут я вспомнил.
Это было поле битвы, переполненное воинами в странных доспехах. Долина, стиснутая склонами гор, и крепость, запирающая долину. Все пространство между горами усеивал сплошной ковер трупов. Что-то жирно горело у ворот крепости, и над ее серыми стенами тоже поднимался дым. Битва закончилась, но оставшиеся в живых…
Это была даже не паника. Какой-то массовый психоз. Люди в забрызганных кровью измятых доспехах выли как волки, сбившись в беспорядочную толпу в центре долины. Лезли друг на друга, будто стараясь пробраться к середине и увидеть что-то находящееся там. Тяжкий стон стоял над полем. Беспредельное, физически ощутимое отчаяние и боль рвали душу на части. Какой-то гигант в черной броне, дико крича, сорвал с себя панцирь и вонзил себе в сердце меч. Кто-то, обезумев, принялся рубить соседей. Те падали, даже не думая о защите. Затем кто-то вонзил кинжал в грудь безумца. Это показалось мне актом милосердия… Потом что-то изменилось. Безумие отхлынуло, и люди стали потерянно разбредаться в стороны. Кто-то падал, не в силах сдвинуться с места. Кто-то стоял обнявшись. Бородатые лица, залитые слезами.
И над этим всем звучала песня. Всего один куплет. Но именно она остановила безумие. И слова этой песни… Что-то с хрустом сломалось внутри. Сокрушительная печаль охватила меня. Я тоже сел и заплакал вместе со всеми. Потому что ОН умер! ЕГО больше нет с нами…
Тонкостенный стакан с хрустом лопнул у меня в ладони. Сок потек по предплечью, мешаясь с кровью. Я смотрел, как эта странная смесь капает с локтя на линолеум пола. Эта песня… она была на чужом языке. Но я понял, о чем в ней пелось… Кажется, я снова заплакал. Утрата слишком велика. Мы потеряли ЕГО.
Через некоторое время я пришел в себя, стоя у окна и уткнувшись лбом в холодное стекло. Порезанная ладонь обмотана полотенцем. Вроде не болит. Я стоял и бездумно таращился на покрытый снегом ночной город. По Энгельса с шорохом проносились редкие машины. Сколько времени? Отклеившись от стекла, я потащился в ванную. Из зеркала над умывальником на меня глянула покойницкого вида бледная физиономия. Может, я спятил? Шизнулся, рухнул с дуба, сбрендил, сдвинулся по фазе? Ведь это всего лишь сон! Какого пня? Так недолго и боты заломить!