Всё обрушилось на него с непередаваемой силой. Вадим стоял среди знакомых лиц – старых друзей отца, его коллег и всей семьи, но никто не мог заметить, как он потерялся в этом мире. Он отстранился от всех, словно попав в иллюзию, где слезы и осуждающие взгляды сливались в одну непрерывную тягучую нить, за которой не видно было дна.

Светлые шары облаков прокрались сквозь окна крематория, озаряя прохладное пространство пятнами света. Вадим прикрыл глаза под солнцезащитными очками, впитывая тепло как единственный шанс забыть, хотя бы на мгновение, о колючем холоде и угнетении, которое сжало его сердце в тиски. Он будто бы снова оказался в детстве, когда его отец, с улыбкой на губах, забрасывал его мячом в солнечную синеву их маленького двора. Запах травы и свежего ветра, смех, смешанный с беззаботностью. Он открыл глаза, – Почему, папа? – только и смог произнести он, пытаясь сдерживать слезы. В его мыслях, они текли по его щекам, оставляя за собой соленые дорожки памяти, пронзенные ненавистью к времени. Холодный ветер снова обуревал его, безжалостно обдувал. В этом мгновении ему стало ясно, что именно холод был его единственным спутником в этом прощании.

В Ритуальном зале, Вадим попытался что-то сказать про отца. Все скорбящие в зале, притихли и смотрели только на его фигуру. Но ком в горле, не давал даже вымолвить, ни одного звука. С трудом, преодолев волнение, огромное чувство утраты, Вадим всё же настроил себя на небольшую речь. Сын хотел, чтобы его слова были сильными, чтобы они заставили слезу тронуть отца, но вместо этого он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Старый ритуальный зал наполнился приглушённым светом. Мягкий свет ламп, отражающийся от красно-черного покрытия гроба, создавал атмосферу прощания, трепетной заботы и горечи. Вадима, расчистил горло, вдыхая с трудом, как будто каждый вдох чья-то могила, забирал частичку его души. За спиной стояли его мать, дочь, родные, друзья, коллеги, которые пришли выразить свои соболезнования.

Каждое лицо, каждое выражение полнило сердце мукой и потерей. С дрожащими руками Вадим поднял глаза на гроб. Внутри него раздавалось эхо воспоминаний, которые искали выхода. Он сделал шаг вперёд, его голос немного дрожал.

– Отец… – начал он, сглатывая ком. – Порой нам кажется, что время может остановиться. Мы верим, что любимые люди всегда будут рядом, даже когда мы не понимаем,… не осознаем.

Его ладони сомкнулись, он прижал их к груди. В толпе послышались тихие всхлипы. Вадим взглянул на всех собравшихся, по лицам можно было прочитать ту же боль.

– Ты был для меня не просто отцом, – продолжал он, – Ты был моим компасом. Твоя улыбка могла освещать самые тёмные дни. Я помню, как ты рассказывал мне истории о том, как вырос, как проходил сквозь трудности. Каждый урок, каждая шутка – всё это теплится во мне, как огонь.

Слёзы начали скапливаться на глазах под солнечными очками, но Вадим не останавливался. Он выбрал этот момент, чтобы поделиться тем, что всегда нуждалось в том, чтобы быть услышанным.

– Мы много спорили, – добавил он с горькой улыбкой, – Иногда это были негромкие споры о мелочах, а иногда – серьезные разговоры о будущем. Но даже когда наши мнения расходились, ты всегда слушал. Ты становился моим защитником, моим учителем, моим другом.

Свет от ламп ярче отражался от гроба; Вадим опустил голову вниз, закрывая глаза, вспоминая умиротворяющий голос отца.

– Я хочу, чтобы ты знал, – продолжал он, – Я не одинок и не потерян. Я буду беречь всё, чему ты меня научил, и каждую улыбку, каждую шутку, каждое воспоминание о тебе.