Зато возвращался он со спокойной душой и чистой совестью, считая, что теперь и погибнуть не обидно: Талызин знал, что сведения, раздобытые им, передала в Москву в зашифрованном виде гамбургская подпольная радиостанция.

…Пропуск ему был уже заказан.

Массивная дверь закрылась за Талызиным беззвучно. Он про себя отметил, что дорожка в коридоре та же – упругая, плотная, ворсистая, идешь по ней – словно по воздуху плывешь. Отметил знакомую лепнину на высоком потолке. Ведь тогда, в предыдущее свое посещение, все чувства его были обострены волнением, и потому малейшие детали прочно запали в память.

Он постучал в дверь нужного кабинета.

– Перефразируя известную поговорку, можно сказать: точность – вежливость разведчиков! – Улыбаясь, Андрей Федорович вышел навстречу Талызину из-за стола, обнял, крепко, по-отцовски, расцеловал. – Спасибо тебе, Иван! Дважды спасибо. Во-первых, за раздобытую информацию. Радиограмма получена и расшифрована, наши химики и биохимики там разбираются.

– А во-вторых?..

– Во-вторых, что живым вернулся, – еще шире улыбнулся полковник Воронин. – Да ты садись, садись, в ногах, как говорится, правды нет.

Они сели рядом.

– Ну, рассказывай, – произнес Андрей Федорович. – Круто пришлось?

– По-всякому, – коротко ответил Талызин.

– А ты немногословен, – рассмеялся начальник управления. – Между прочим, я знал, что ты обязательно вернешься.

– Это как?

– А так. Есть у меня свои особые приметы.

– Что же вы мне сразу не сказали?

– Не хотел тебя размагничивать. Нельзя, чтобы разведчик поверил в свою неуязвимость, это может плохо обернуться… Какие у тебя планы? – И, не дожидаясь ответа, предложил: – Хочешь в санаторий? Путевку подберем, отдохнешь с месячишко. Результаты медкомиссии мы получили…

– Некогда отдыхать. Потом, после войны. Я чувствую себя нормально и готов к выполнению нового задания, – выпалил Талызин заранее приготовленную фразу.

Андрей Федорович встал, не спеша прошелся по кабинету, выглянул в окно, обернувшись, веско произнес:

– Нового задания не будет, Иван Александрович. – И, отвечая на недоуменный взгляд Талызина, пояснил: – Войне каюк, пойми наконец это!.. А со здоровьем, брат, у тебя неважно.

Впервые за время беседы Талызин почувствовал нечто вроде растерянности. Кончается война, наступает мирная жизнь, сумеет ли он, военный разведчик, найти в ней место?..

– Не робей, дружище, – полковник Воронин словно угадал его мысли и положил Талызину руку на плечо. – Давай попробуем вместе помараковать, как тебе жить дальше.

Талызин отметил, что седины у Андрея Федоровича за время его отсутствия прибавилось.

– Что смотришь? Я не невеста. А вот невесту тебе подыскать надо.

Иван снова промолчал.

– Как рука? – неожиданно спросил Андрей Федорович.

– Откуда вы знаете, что я был ранен? – удивился Талызин.

– Я все, брат, про тебя знаю! Немецкие товарищи передали из Гамбурга.

– Все в порядке, рана зажила.

– Хорошо. Ты на фронт ушел из Горного института?

– Из Горного.

– Дело золотое… – мечтательно произнес Воронин. – Инженер-горняк, строитель шахт. Или, допустим, разведчик полезных ископаемых… К учебе не тянет?

Иван на мгновение задумался.

– Если сказать честно, тянет. Но беспокоит вот что… Перерыв большой в учебе. Позабыл, боюсь, все, что знал. Сумею ли наверстать? А отстающим уж очень быть не хочется.

– Послушай, Иван Александрович, – нарушил паузу начальник Управления, – а что самым трудным было в последнем деле?

– Самым трудным?

– Да.

– Пожалуй, химические формулы выучить наизусть, – улыбнулся Талызин. – Думал, голова от них лопнет.

– Однако выучил.

– Выучил.

– Значит, память прекрасная, институт успешно закончишь, – заключил Андрей Федорович.