– Может, у воеводы Эйка сперва справиться? – усомнился Хелт.

– А чтобы пописать, ты тоже всякий раз к Эйку скачешь? – понизила голос Филия, и через минуту двадцать два всадника свернули с главной дороги.

* * *

Когда Рит увидела, как ее спутница обнимается с седым усачом, что и в самом деле служил при западных – непарадных воротах Урсуса, да расспрашивает его о добром десятке детей, половина из которых, как поняла Рит, прошла через руки городской повитухи и успела вырасти и сама обзавестись детьми, она тут же решила, что Филии не за сорок лет, а уж точно за шестьдесят. А то, что выглядит молодо, так что же делать, может быть, это у них в роду? Если матушке было за семьсот, то почему бы доченьке не молодиться и в семьдесят? Но когда Филия распрощалась с усачем и вместе с Рит поскакала по пустынным улицам города, на мостовых которого то тут, то там поблескивали осколки битой посуды, тут же забыла о собственных предположениях.

– В городе не все ладно, – процедила сквозь зубы ее спутница. – Ты ни о чем не успела переговорить с Гледой еще в Опакуме? Или еще с кем из их отряда?

– Гледе было не до разговоров, – призналась Рит. – С Бретом я разговаривала. Но он больше сам меня расспрашивал. О Хели, о Фризе, о тройном менгире. Ну, и рассказывал кое-что. Положил взгляд на Шаннет. Надумал подружиться с красоткой.

– Погибла Шаннет, – покачала головой Филия. – Геройски погибла. Как и все прочие. О Кригере не рассказывал?

– О капитане, что в зверя обратился и зарубил хорошего парня? – вспомнила Рит.

– О нем самом, – кивнула Филия. – В городе была пара случаев. Всего пара, тут старательные храмовники, бдят, но и эта пара причинила немало хлопот. Натворила дел. И ведь один был из стражников, всю семью зарубил, а потом сел трапезничать. Детей своих есть. Возможно, некоторые из них были еще живы.

– Давно? – побледнела Рит.

– Недавно, – оглянулась на отряд Хелта Филия. – Уже после падения опакумского менгира. Считай, что в новое время. Тот, что с детьми – пять дней назад. Зарубили его. А еще один жил бобылем. Три дня назад бабку-соседку разорвал, сердце у нее вырвал и исчез. Весь город перевернули, так и не нашли. Тут теперь все по домам сидят. Под замками. Стража с оружием и спит, и по нужде ходит. Храмовники каждый день бурду свою спасительную разносят. И все одно, осколки видишь?

– Да, – прошептала Рит.

– Чуть ли не треть горожан перебила домашнюю утварь и ушла из города. Сначала через ворота, а когда Ярн приказал ворота закрыть, с веревками через стены, через подземные ходы, город же над древними штольнями построен. Разве удержишь?

– Хорошо, что с веревками, – сказала Рит. – Значит, что-то еще есть в голове.

– Безумие – оно ведь разума лишает, а не головы. Зверь ведь тоже просто так в пропасть не кинется, – пробормотала Филия. – Возможно, что тот стражник краешком ума соображал, что он творит. И желал собственной смерти. Когда его убивали, и с места не двинулся. Считай, что голову под меч подставил. И знаешь, если это все еще жатва, то о такой жатве я не слыхивала. Вон мой дом. Хелт! Видишь? Да. Перед менгиром… Там где уголь… Нам туда. Демон меня раздери… Вот почему стражник морщился, когда меня увидел. Рассказывать не хотел…

Домик, который стоял в ряду себе подобных, соединяясь с ними оградой, и который сам служил частью ограды перед черной иглой устремленного в небо менгира, был сожжен. Точнее, пережил пожар. Покачивались на петлях обугленные дверные створки, чернела закопченная стена, наполовину провалился потолок. Прибитые над дверью рога были обломаны и тоже обожжены. Вокруг ступеней валялись осколки горшков и склянок.