Это решение было самым очевидным для меня. Единственным решением загадки моего ночного гостя было отвести его в город к имаму. Показать имаму, чтобы тот почитал при нём молитву – и память вернётся, рассуждал я. Вспомнит имя Всевышнего и Пророка его, а если не верует в них, то поверит. «Человек он или джинн, а уверовать во Всевышнего – может и должен,» – подумал я. Но тут же устыдился своей мысли, ибо была в ней скрытая двусмысленность-гордыня: уж очень праведно было бы мне обратить самого джинна в веру, слишком праведно.

Но решения отвести его в городскую мечеть я не переменил.

– Пошли в город, – предложил я, когда мой гость проснулся и вышел на улицу умыться из моего кувшина.

– Зачем в город? – громко отхаркивая, спросил он.

Мы сели завтракать. Я принес хлеб, две лепешки, купленные у узбека через два дома. Заварил чай и пригласил гостя к дастархану. Пока я читал дуа перед едой, мой гость взял одну лепешку, свернул её, как свиток, и отправил целиком в рот. Пока он, пусть с уже несколько меньшим рвением, разделывался со второй лепешкой, я налил чай и заговорил:

– А знаешь ли ты, друг мой, что в городе нашем есть прекраснейшее творение рук человеческих, по воле Всевышнего созданное? Высотою в целый ашл, возвышается над городом мечеть. О, она прекрасна! Стены её словно собраны из изумрудов…

– Что это за место? Что там есть?

– Ну, это мечеть. Дом Всевышнего. Как бы объяснить…

– Там есть …? – и он указал на кусок лепешки прежде чем засунуть в свою глотку.

В тот момент я был готов обещать своему новому другу всё что угодно. Перед глазами моими встала картина райского сада таким, каким я его себе представлял.

– Конечно! – воскликнул я, – кристальный горный мёд, благоухающий солнечными лугами, рассыпчатый рахат-лукум, жирная и сладкая халва с фисташками, что крупнее персидских динаров, инжир, тающий на зубах, золотистые персики…

– А что-то более существенное? – перебил мой гость.

– Горы ароматного плова из свежайшей баранины. Казаны с мясом жеребцов, настолько молодых, что мясо само стекает с костей. Разнообразная птица, чьи ляжки и голышки так смачно похрустывают у тебя во рту.

Видимо, из-за того, что мой желудок был ещё совсем пуст с утра, я сам начинал верить в то, что говорю, живо представляя себе картины, невероятные и для самых красочных миниатюр и ковров Мерва и Хорасана.

– А что насчёт вин? – моего друга тема явно тоже начала интересовать. На мгновение вопрос этот смутил меня, ибо лукавить перед малознакомым дикарём – одно, а перед Всевышним – нечто куда менее соответствующее истинному правоверному. К счастью, он не дал грешной лжи выскочить из моих неуверенных уст:

– И женщины, там наверняка много прекрасных женщин. Это всегда так бывает, брат, – с видом человека, пытающегося доказать собеседнику какую-нибудь истину, говорил он, – там, где еда и питье и веселье, там всегда женщины – желанные гости. Это они умеют.

Он отодвинулся от дастархана и лег с мечтательным видом, о чём-то мечтательно вздыхая. Я закусил кулак и изобразил нечто вроде кивания, вовсе не означавшего никакой лжи.

– Пошли! – резко сев, сказал незнакомец. Он вскочил на ноги, едва не ударившись в потолок моей низкой комнатки.

– Но куда? – смущенный такой решительностью собеседника, ответствовал я.

– Туда, в эту, как ты сказал, мешт.

– В мечеть, – поправил я.

– Да, в мешит, – ответствовал он, – Пошли! Хочу поскорее увидеть всё это.

Я хотел было возразить, но он просто взял меня за пояс, сгреб в охапку вместе с моим рваным халатом и своими не менее рваными кусками одежды, и вышел на улицу. Так мы направились в город: он – пешком, а я – словно поклажа – на нём.