От импровизированного стола поднялась девушка. Кося глазами в сторону и широко улыбаясь, поклонилась:
– Наш кошт тебе добром кланяется, мил человек. Милости просим к нам за общий котел.
– Благодарствую, красотка. У меня, видишь, свой чугунок полон.
Девица, развернувшись, со смехом убежала, потопталась возле попоны и повернула назад:
– От души к себе приглашаем, мил человек. В доброй компании и пиво пенистее, и хлеб вкуснее.
– Благодарствую, красавица, не хочу зазря беспокоить. Я не голоден совсем…
Насчет того, что не голоден, Середин, естественно, приврал. Но уж таков обычай на Руси – каждого встречного к столу звать, даже если самому куска не хватает. Оттого и не следует сразу на приглашение откликаться. Может, человек из вежливости зовет, а не искренне угостить хочет. Отзываться положено только на третье приглашение – если оно, конечно, последует.
И действительно – девица села у попоны на свое место. Однако спустя несколько мгновений вместо нее поднялся уже старик, степенно приблизился, шаркая по траве низкими поршнями.
– Нехорошо, мил человек, на одной земле в разных углах сидеть. Всё же мы люди русские, общий хлеб вместе ломать должны.
– Благодарствую, отец, – поднялся навстречу Олег. – Мудрые слова твои, грех перечить.
Отказать старику было бы просто неприлично, а потому Середин подхватил свой котелок и двинулся к соседям по стоянке.
– Доброго вам вечера. Вот, отпробуйте, чем богат. Вам, я вижу, своей каши еще ждать да ждать… – Ведун поставил котелок в центр попоны.
Путники отнекиваться не стали, тут же – кто из сапога, кто из-за пазухи, кто из чехла на поясе – достали ложки и с готовностью запустили их в варево. Олег еле успел сам хоть немного зачерпнуть. Что такое один маленький котелок на десять человек? Только по ложке на нос и досталось. Середин отставил опустевшую посудину в сторону, уже без особого стеснения взял разрезанный пополам хрустящий огурец, присыпанный солью с перцем, ломтик вареной убоины.
– Тебя как зовут-то, мил человек? – поинтересовался кареглазый бородач, что сидел, помнится, на второй повозке.
– Олегом, – кивнул Середин, жуя мясо.
– А меня Захар. Вот сын мой, Коля. Аккурат на Коловорот, Ярилин праздник, родился. Это Рюрик, дед мой по матери, и сын второй, Трувор. Голосистый был младенец, оттого и нарекли…
Получалось, что все путники были чем-то вроде одной большой семьи: зятья, кумовья, племянницы, братья. Правда, половину имен ведун упустил, не поняв, к кому они относятся, но главное усвоил: старшего в обозе зовут Захаром, седовласого старца – Рюриком, а двух девиц – Акулиной и Всеславой. И живут они все вместе в одной деревне – некой Сураве, что отстоит отсель за двумя реками.
– Сам-то из каких краев будешь, Олег? – неожиданно перескочил наличность ведуна Захар. – От дела лытаешь али дело пытаешь?
– Вообще, с Новгорода я. Токмо так сложилось, что дом мой – дорога, а из родичей – только сабля вострая да щит добрый, – не стал вдаваться в подробности Середин.
– Вижу, вижу, – кивнул бородач. – Однако же странная у тебя справа. Вроде поддоспешник на плечах – а ни подшлемника, ни шлема у седла не видать. Вроде сабля на поясе, щит у луки седла – а рогатины у стремени не стоит. Броню, вестимо, в любой узел спрятать легко. Но копья пополам не сложишь, в суму не упрячешь. А как же без рогатины ратному человеку?
– Коли на медведя, волка али людей охотишься, той вправду без копья никак, – тихо согласился Середин. – Но коли дичь твоя мала, хитра и стали ничуть не боится, то и рогатина – лишняя обуза. Тяжесть изрядная, а проку – никакого.
– От как? – удивился мужик. – Что же это за добыча, которую железом не отпугнешь?