Рыжая стойко игнорировала коллегу. Старуха с несколькими бородавками на щеках дышала той прямо в затылок, и тошнотворный запах, поднимающийся со дна желудка, добирался аж до Катаева. Он только отступил на шаг назад, чтобы глотнуть спертый воздух без омерзительной примеси, как старуха сразу же бросила на него озлобленный на весь мир взгляд.

– Ну, неужели не видишь? Не найти! Нет такой книги, и нечего тут из кожи вон лезть! Философия счастья, тоже мне выдумки! У нас дети и то названия не путают, – теперь она с нескрываемой насмешкой уставилась на Александра, – и не усложняют нам работу, а вы… Сколько же времени было бы сэкономлено, будь человеческая память чуточку надежнее!

Как в судороге помотав головой мумии, она, с закулисным гоготом подергивая грудью, с трудом передвигая старые варикозные ноги, победоносно уползла к своему креслу.

– Ни заметки… – огорченно вздохнула рыжая. Погода в ее альтруистичной головке заметно ухудшилась. – А что это за книга?

– Древнее старье.

– Знаете, у нас-то библиотека маленькая… – тут старый ветеран библиотеки метнул в рыжую неприязненно-свирепый взгляд, обещающий словесную взбучку. – Попробуйте обратиться в национальную библиотеку. Метро Парк Победы. Там много всякого.

Катаев оценил ее с головы до талии: широкие глаза, в каких ярким сиянием отражаются искренность и добродушие, неугасающее стремление приукрашать мир хоть чем-нибудь, но обязательно сделать его лучше… Худая фигура матери, какую с нетерпением ждут дети дома… И это воплощение чистосердечной любви к роду человеческому стережет в душной книжной каморке тиран без шипящих медуз вместо волос…

Он вырвался на улицу, широко раскрыл рот, жадно глотая воздух, словно все это время ему шнурком сдавливали горло. В библиотеке держалась невыносимая духота, после какой даже знойной под куполом неба оказывает спасительное воздействие.

Августовское солнце золотило улицы, отражалось от стекол, разбрасывая по городу несчитанное множество бликов Темные воды Черной речки, как будто застыв, украдкой тянулись ковром к рукаву Невы.

Поблизости виднелось кафе. Александр вызвал такси и двинулся в сторону вывески с чашкой.

Неловко жестикулируя, как будто ведя мысленный разговор с самим собой, навстречу Александру, опираясь о хиленькую тросточку, плелся старик.

– Скверный знак.

Александр остановился. На него в упор пялился иссохший старик, чье заросшее седыми волосами лицо сплошняком изрезали ветхие морщины.

– Скверно, говорю, – старик ткнул пальцем в солнце. Сморщенная кожа отдавала бронзой под яркими лучами. – Солнце. Оно слишком огромное. А огромные звезды потом резко сжимаются и пропадают. С уроков астрономии запомнил, представляете?

Там, наверху, ни облачка. Солнце нещадно палило изо всех орудий, но увеличенным не казалось. И ни в какую бездну пропадать и не думало.

– Это мы, просто, – продолжал бормотания тот, – ничего не замечаем и не придаем значения вещам важным на самом деле, а они потом пропадают, а потом мы, познав всю их важность, не можем отыскать их…

Александр хотел было открыть рот… Книгу ведь не найти, когда она вдруг стала выражать необходимость… Нахмуренный, он резко отвернулся от безумного старика, скорым шагом свернул за угол. Там, как выяснилось, прижавшись к обочине, торчало такси.

– Свободно? – открыв переднюю дверь, бросил Александр водителю, светящему экраном телефона в собственное лицо.

– Свободно-свободно, – устало пробормотал таксист.

Испокон веков человеческая жизнь – длиннейший путь выборов и последствий – складывается самым непонятно. Пустота… Пустота присуща каждому. Ее холодные вертикальные чудовищные зрачки блестят в ночи…