– Нарешались? – сказал я. – Ушла?

– Не… – Павлик вздохнул. – Понимаешь, Владька, ей нельзя… У нее отец неродной. Он над ней всегда издевается, когда матери нет. А мать поздно приходит…

Я почувствовал сразу, как неловко ему, как трудно говорить.

Он, наверно, в кухню вытащил меня нарочно: здесь, в полутьме, почти не видно было лиц. Незаметно, если покраснеешь. И я уже знал, что он скажет дальше.

Павлик сказал:

– Знаешь, пускай она… посидит сегодня. У нас. А?

Ну что я мог возразить? В конце концов, ведь это она вытащила Павлика из затопленного подвала.

Я только спросил:

– А как… А Каравелла?

– Ну и что? – быстро сказал Павлик. – Думаешь, она не сможет играть? Думаешь, она глупая? Она только кажется сперва, что глупая, а на самом деле умная. Она…

Вот уж этого я не ждал! Нашу Каравеллу, нашу тайну – какой-то девчонке? Павлик спятил! Нет, в самом деле, что за чушь!

Но пока я искал слова, чтобы выразить все возмущение и обиду, Павлик опять торопливо заговорил:

– Ты знаешь, какие она книжечки принести может? У нее дома целая куча, вот честное слово, хоть сам спроси, она сама скажет. Вот увидишь, еще лучше будет. Ты, Владька, только на нее не дуйся, а то она тебя боится.

– Меня?

Честно говоря, я клюнул именно на эту удочку. Все-таки здорово, если тебя, первоклассника, боится такая дылда.

В тот вечер игра не клеилась. У меня слова просто застревали. Стеснялся я при Милке открывать наши секреты и придумывать новые. И злился на нее. Да и Павлику было неловко; он только старался делать вид, что все в порядке.

Наша Каравелла увязла на одном месте, словно в мучном киселе. Мы не могли придумать ничего интересного.

Милка, наверно, все понимала. Но не уходила, сидела. Серьезная и внимательная. И вдруг сказала, не глядя на нас:

– Я одну книжку читала про саблезубых тигров. Они на острове жили. Давайте откроем такой остров. И устроим охоту…

Ветер слабо шевельнул наши паруса.

– Этот остров какой? – с надеждой спросил Павлик.

– Как – какой?

– Ну, какие берега, скалы, деревья? – мрачно пояснил я. – Надо же знать. Думаешь, так просто? Открыли – и всё? А вдруг перед ним подводные рифы? Как напоремся…

– Какой ты скорый! – запальчиво сказала Милка. – Открой, тогда и узнаешь! Конечно, рифы… Надо на шлюпке разведать, а не лезть наобум.

– Вот и отправляйся, – предложил я. – На шлюпке… А нам нельзя. Мы руль должны держать и паруса.

– Хорошо, – негромко сказала Милка. Помолчала и заговорила, глядя в огонь: – Ну вот… Это большой остров… Не очень большой, средний. У него берега высокие. Желтые от глины. И скалы высокие. А наверху сплошные джунгли. С одной скалы бежит в море ручей. А на обрыве стоит каменный идол, большой такой и зубастый. Его дикое племя сделало. Только сейчас племени нет: его всё сожрали саблезубые тигры.

– Вот скоты! – обрадованно сказал Павлик и дернул затвор воображаемого карабина. – Ну, мы им дадим!

Вечер окончился полным истреблением свирепых зверей. Только двух мы взяли живьем, чтобы приручить.

И все-таки вечер был не таким, как раньше. Вдвоем было лучше. Я утешил себя тем, что Милка больше, наверное, не появится.

Но она появилась. На следующий день.

– Смотри, что она придумала! – бодро сказал Павлик, а глаза у него были виноватые.

Милка догадалась, как делать над морями день и ночь. Она принесла два лоскутка: белый, с вышитым желтым солнцем, и черный, шелковистый, с белыми бумажными звездочками. Эти лоскутки можно было по очереди расстилать на тумбочке.

Если бы такое дело выдумал Павлик, я бы сразу сказал, что это здорово. Но сейчас мне стало обидно.

Я придрался:

– А если вечер? Или утро? Тогда как, а?