– Спасибо. Я, соответственно, Алек. И я вам признателен за то, что мы встретились, – сказал Потемкин искренне. – Знаете, Эми, мы ведь с вами почти коллеги. Я начинал как журналист, и меня даже считали подающим большие надежды.

– Журналистика – это такая отрава, от которой трудновато избавиться, – улыбнулась Эмилия. – Это почти как ФБР. Говорят, что в Бюро трудно попасть, но зато невозможно уйти. С журналистами, по-моему, то же самое. С настоящими журналистами, я имею в виду.

– А я и не ушел… В определенном смысле, – признался Олег. – Вас это удивляет?

– Почему же? – Стоун стала серьезной. – По большей части это так и бывает. В конце концов, настоящий журналист – это тот, кто пишет на горячие темы и ведет трудные расследования. Его в отличие от вас закон не защищает, и оружия ему не выдают… Но вот не пойму, чем я могу быть вам полезна?

– Видите ли, вы – быть может, сами того не зная – подсказали одно из главных направлений, по которым идет расследование.

Женщина была заинтригована:

– Может, тогда возьмете меня к себе в штат?

– Я ведь серьезно, – сказал Олег без улыбки. – Это вы мне сказали, что оба убитых – клиенты Леборна… До вас это никому и в голову не приходило.

– Ну да, я же Брету, можно сказать, крестная мать в его портретном бизнесе, – протянула Эмилия. – Я об этих двоих сразу подумала.

– Ну так вот: может быть, погибли не двое, а трое… Все трое – клиенты Леборна. А может, их было и больше – мы этого пока не знаем. Поэтому я и попросил вас о встрече. В конце концов, за всю мою четвертьвековую практику службы я не встречался с переплетением искусства и преступлений – если понятно, о чем я говорю.

– Знаете, ваш вопрос может оказаться гораздо сложнее, чем вы сами предполагаете. – Стоун наконец была совершенно серьезна, и Потемкин не впервые в жизни поразился, как меняется человек, когда говорит на темы, для него жизненно важные. Даже лицо Эмилии изменилось – стало более значимым, вдохновенным даже… – Только вы, Алек, должны понять, что это разговор – не на одну чашку чая. Если вы и вправду хотите узнать, что я думаю об этих вещах – они ведь чертовски сложные. Адски сложные… Налейте же мне еще чаю, что вы за кавалер?

Потемкин послушно наполнил тонкие фарфоровые чашки.

– Вот я сказала «чертовски», «адски»… Замечаете, какой дьявольский лексикон? Мы с вами тут подходим к границе владений Князя Тьмы – а может быть, даже пересекаем эту границу… Вы спрашиваете меня о вещах философских – может ли искусство убивать? Правильно я вас понимаю?

Потемкин кивнул:

– Я почти ничего не знаю из этой области, поэтому с благодарностью выслушаю все, что вы скажете…

– Но что-то все же вы знаете? Расскажите что!

– Пожалуй, только об Эдварде Мунке. Его картина «Крик». И что было с человеком, который ее уронил…

– Все верно. Он заболел и умер. А другой, случайно задевший картину, попал в тяжелую автомобильную аварию. А третий, кто с досады картину ударил – не порезал, не повредил, только ударил, – тоже скончался в мучениях. О’кей! Если вы знаете это – этого достаточно для начала нашего разговора.

Эмилия перевела дыхание:

– Вы ведь родом из России, я слышала? По вас не скажешь… И художника Репина вы, конечно, хорошо знаете?.. А слышали вы когда-нибудь, что многие из тех, кто ему позировал, скоропостижно умирали?.. Никто этим совпадениям не придавал значения. Умер Мусоргский, композитор, чуть не на следующий день после окончания портрета, умер врач – Пирогов, по-моему… Через два дня. Какой-то ваш премьер-министр…

– Столыпин? – подсказал Потемкин неувереннно.

– Да, кажется, он… В него стреляли и убили – почти сразу же после того, как он кончил позировать. И это все уже не похоже на совпадения. Вообще же история знает примеры куда более разительные и документированные – и от них не отмахнешься. Был такой итальянский художник Джованни Браголин. Ничем абсолютно не известный. И вдруг в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века – то есть совсем недавно, это не древняя история! – в Северной Англии происходит серия пожаров, дома выгорают дотла – и во всех остается неповрежденной только одна вещь – дешевая репродукция картины Браголина «Плачущий мальчик».