– Вот именно! Каждый во что-нибудь верит… Мудрость помогает найти решение, в то время как вера дает силы для его воплощения в жизнь. Ты веришь, будто Асклепий во сне подсказывает больному правильное лечение, а я верю в карму… Как вы очищаетесь от скверны?

– Приносим жертву.

Гатаспа ухмыльнулся.

– Ты удивишься, но пашупаты верят, что можно очиститься с помощью нечистот. Поедая экскременты людей и животных или ночуя рядом с разлагающимся трупом, аскет достигает полной свободы от всех ограничений и сам становится Шивой… Я не заставляю тебя верить в то, во что ты не хочешь верить. Просто рассказываю тебе, как устроен мир пашупатов. У нас говорят так: «В каждой голове своя мысль, в каждом колодце своя вода, в каждом племени свои нравы, в каждых устах своя речь».

Он прервался, чтобы медленно посыпать голову пеплом из ритуальной глиняной чаши.

Потом снова заговорил:

– Во-вторых, заклинания. Например, укушенного ядовитой змеей человека одними медикаментами не вылечить. Так как змей вокруг полно, нужно обязательно проводить ритуал почитания змеиных духов в дни лунных фаз. Но если тебя укусили, тут не обойтись без помощи садху: он поможет принести искупительную жертву и успокоит душу молитвами.

Пашупат повернулся к Иешуа.

Заговорил трезво и проникновенно:

– Ты не позволил канаитам[114] разграбить караван в Хамате, вырвал из рук толпы и вылечил бесноватого сирийца в Дамесеке, противостоял в пути асурам[115]. Тебя поддерживают дэвы, разговаривают с тобой с помощью высшей, запредельной речи, которую мы называем «паравак». А твоя потрясающая способность впитывать знания, словно губка! Белшаццар мне подробно рассказал о вашем совместном путешествии из Палестины в Парфию. И о том, как ты спас его от каменного обвала. Да, да – не смущайся! Когда-то мы втроем: я, он и Мелекор принесли тебе дары в Бет-Лехеме. Я хорошо помню это, словно и не прошло более тридцати лет… Как Мирьям трепетно смотрела на тебя, крошечного и беззащитного… Помню любовь в ее глазах и смятение во взгляде Иосефа, когда он узнал, что вас ищет Хордос.

Гатаспа прослезился.

Пока он говорил, Аполлоний не сводил взгляда с Иешуа. Да – иудей умен, да – умеет владеть собой, хотя под ледяной коркой внешнего безразличия чувствуется внутренний жар жизнелюбия. Но беседы с дэвами! Мгновенное осознание опасности!

Тианец начал испытывать к товарищу невольное уважение.

Внезапно жрец замолчал и вытер слезы. Казалось, он готовится сказать что-то настолько важное, что для этого требуется усилие. Посмотрев ему в глаза, Иешуа понял, что тот совершенно трезв.

Гатаспа разжал губы:

– Вы с Аполлонием оба любите людей, помогаете им… Но между вами огромная разница. Ты – мессия, ибо твое появление предсказано иудейскими пророками.

Он развел руками.

– Я пока не знаю, как это отразится на жизни остальных народов. В Ведах о тебе не сказано ровным счетом ничего[116]. Однако братство Посвященных, к которому я принадлежу, считает, что тебе предстоит изменить мир.

– Как? – казалось, иудей потрясен тем, что только что услышал.

Ему вдруг вспомнился ночной разговор с Белшаццаром в пустыне Эш-Шам, когда маг раскрыл ему секрет ментальной трансмутации. Тогда египтянин сказал, что врожденное сознание пневмы – это дар избранных. И вот ему снова говорят об исключительности. В его душе нежно и грустно, словно пение матери, зазвучала кифара.

– Для этого ты и находишься здесь, чтобы понять. Возможно, дэвы подскажут тебе, что делать дальше. Просто жди…

Гатаспа много дней разговаривал с ними. Он рассказывал о различных школах и ритуалах. Об отрицающих богов мимансаках и не желающих отвечать за свои поступки адживиках, которые пренебрегают одеждой, личной гигиеной и правилами поведения в общине. О йогах, делающих со своими телами немыслимые вещи. Об исповедующих суровый аскетизм джайнах. О признающих атман санкхьяиках и не признающих его буддистах, а также о разногласиях среди самих буддистов по поводу природы пудгалы – двойника человека.