Забренчал телефон – кто-то звонил Пожилому. Тот принял звонок, послушал, ничего не сказал в ответ, по крайней мере вслух, хмыкнул каким-то своим внутренним выводам, одарил протяжным осуждающим выдохом Мужчину с богом, встал и вышел из вагона.
– Ты же говорил, что тут сеть не ловит, – ядовито сказала женщина, обращаясь к Мужчине с богом.
– А она и не ловит, – вступился за Мужчину с богом Кочегар. – Этот из тех, кто дозванивается даже тем, у кого нет телефона. Ладно, мне тут тоже уже нечего ловить. Скучные вы. Не буду тратить на вас свою пустоту. Пойду к своим углям – они хоть и пачкаются, но делают это с искренним теплом.
Хлопнула дверь – в вагон вошёл Спутник. Мимо него сначала прошел Кочегар, затем прополз пассажир, на котором раньше сидел Кочегар. Мужчина с богом и за ним его женщина побрели в противоположный выход, женщина активно что-то выговаривала бредущей впереди сутулой спине. Выговаривала явно в надежде воспитать мужчину в своем мужчине. Последний стойко держался, видно было, что не первый год, что уже в раннем детстве им был накоплен богатый опыт противодействия женским заговорам.
– Некоторые любят играть в игры, не так ли? – Спутник кивнул паре вслед.
– Некоторые думают, что игры и есть жизнь, – ответил я, вспоминая свою семейную жизнь.
Повар принёс мне суп и картошку. Нёс аккуратно, боясь расплескать суп и раскидать картошку. Ситуация с Кочегаром закончилась. Спутник и я сидели в вагоне-ресторане, где кроме нас уже не было больше никого. И ничего не осталось от случившегося. Ничего и никого. Пустота. На мгновение показалось даже, что мы приехали, что в этой пустоте – наша конечная остановка, но… поезд активно стучал дальше по шпалам. We Have Arrived by Mescalinum United.
– Когда заоконные дали показывают в кино, там всегда зима. Там снег. В лучшем случае там солнце. Но это редкость. Чаще будет просто снег, ещё дадут серость, ощущение безнадежности и катастрофы. А что мы видим за окном сейчас? Правильно – ничего. Ибо окно грязное. Солнце зашло. Даль должна быть где-то там, прекрасная, но мы не видим эту красоту, ибо грязь застилает глаза смотрящего. Грязное полотно повседневности, а не туманное будущее – вот что надо использовать в качестве фактуры, – Спутник сел напротив меня. – Ты заказал мне питание? Обещали ведь горячее питание на борту.
– Мы на поезде, не на самолете.
– Это мелочи. Знаешь, что самое опасное в поездах? Поездатые споры.
– Споры?
– Да. Они в белье, вот этих вафельных салфетках и занавесках. Смотри.
Он резко тряхнул салфеткой, и с неё мириадами посыпались белые пылинки.
– Поездатые споры. Ты их вдыхаешь, и поезд навсегда остается в тебе. Он поражает твое сознание терпимостью к окружающему миру. Нестыковки в процессах мира перестают тебя волновать и беспокоить, более того, ты начинаешь считать нормальной действительность вокруг.
– То есть ты считаешь, что все проблемы от этих спор? Не от лени или тупости, а от пыли на полотенцах?
– Нельзя недооценивать силу пыли.
Пауза. Осторожность вдоха. Лавирование между пылинками.
– Споры… ну, эти споры ещё не так страшны. Намного опасней штуки иного рода.
– Например?
– Например? Ну хотя бы новости. Новости – страшней любого вещества, кстати.
– Хуже вещества?
– Конечно. Вообще вся тема с веществами создана как отвлекающий манёвр. Это я тебе как инсайдер говорю. С веществами всё просто – вот плохие парни, которые торчат и всякими антисоциальными темами занимаются. А тем временем… вас сажают на реально злые штуки. Новости, религия, музыка. Барыги в этой структуре большую социальную роль играют. Мы санитары городских лесов. Мы отвлекаем внимание.