Улица. Пустой Большой город, отчаянно не желающий приходить в себя после безумства праздничной истерики новогодней ночи… тусклый запах пороха сгоревших петард… рваные хлопья чьей-то плоти… в страхе жмущиеся к пошатнувшимся заборам, в гаснущей надежде на выживание… груды пустых бутылок сладкого игристого и полупустых полусладкого… солнце, которое мы не увидим до мая… вмазанное в мерзкие серо-серые облака солнце нового дня, нет, больше, нового года, нового дня нового года, которое мы не увидим до мая. Или даже до июня с учетом событий последних лет в сфере погоды Большого города. Да, слухи даже сюда в это захолустье доходят о том, что там творится.

Природа первого января Странной страны… Я не хотел её видеть. Я пытался избежать встречи с ней и провел почти весь день у домашнего алтаря – холодильника. Прокрастинация стала моим верным товарищем в тот бесславный январский день. Сериал ЖратьВсёСейчасИПофиг или ЖратьНоОставитьНаУтро, пятый сезон, по сезону в год жизни в этой квартире. Но ближе к вечеру Сэм позвонил снова. Упорный, скотина. Вынудил меня выйти. Я говорил уже про выход вечером, да? Холодно тут у тебя, кстати. Мерзкие горы. Ты как тут вообще в таком холоде?

Чаю, может, выпьем? Поправит. Есть пуэр хороший? Не бутор какой состаренный второпях, людьми, меряющими время в километрах, а нормальный, старый от настоящих календарных лет? Что? Воды нет? Ну давай молоко или чего там у тебя? Мне мысли надо в порядок привести. Молоко – чё за молоко у тебя? А то у меня на коровье это… Ну… Я тут поговорить же пришёл, не… Чего? Часума есть? Давай. На выварку эту нет вроде реакции. Вот. Получше. Думаю, дальше пойдет чётче процесс.

Помню ярко этот момент перед выходом на улицу. Внезапной молнией в самую сахасрару ударила ледяная мысль: «Куда я иду?»

Вообще, ты наверно меня поймёшь – не бывает у тебя такого? Выходишь такой из своей пещеры, проходишь немного и… Старая история – всё собрано, готово, выход на улицу совершён, на улице вдруг озаряет непонимание цели выхода, даже её отсутствие. Бьёт в голову. Мысль. Если мягко выразиться. Мысль… Отмыслить бы эту мысль во всё мыслимое. Куда я иду? Вот надо было мне вернуться всё-таки – не стоило выходить. Вся жизнь же перевернулась. Я перевернулся. Теперь вот сижу в итоге тут у тебя… Хорошо, что не в гробу, хотя шансы были. Чёрт, опять я вперед забегаю. Люблю бегать. Не всегда, не часто, не от мусоров когда, но просто, вечером, в кайф, вокруг озера или просто в парке, для удовольствия, без опаски, смотря вперед и под ноги, а не по бокам и через плечо. Мысли… Мысли, кстати, ровные, когда бежишь. Сильная концентрация, выходит, сознания. На теме – какого хрена я опять побежал, если у меня даже кроссовок нет… Пошёл чай, однако… хороший!

Я прорвался через двор, сквозь поросшие грязным снегом площадки для игр, сквозь приваренные морозом к асфальту соседские «подснежники», сквозь стабильно осуждающие ледяные взгляды старух, даже вечером первого января фланирующих по двору в возмущённом угаре хозяйствующего променада. Хорошо, что ещё есть стабильность в стране. Хотя бы и в протухшей поволоке морщинистых глаз прошлого. Одобренные Президентом личности из мира до Странной страны. Одобренные старые. Одобренные мысли, ценности, скрепы…

Я рвался к машине. Мечтал скорей внутрь – считал, что поможет. Тёмный прямоугольник на седом зимнем асфальте сообщил глазам неприятную новость отсутствия тачки. Глаза повозились немного с интерпретированием и раскодировкой сигналов, отрапортовали мозгу итог, а мозг в свою очередь доставил мне сообщение о необходимости громко и недвусмысленно высказаться по поводу неприятного. Усилить степень осуждения в глазах стабильных старух. Поддержать круговорот критики в природе. Ты критикуешь что-то, вызвавшее у тебя раздражение, вызывая одновременно раздражение у критикующих тебя, запуская вслед за этим новый круг критики. Следишь за уровнем критики в мире – нельзя допустить, чтобы он снижался. Каждый из нас в ответе. Держит чай, смотри как!