В ту ночь Дэвид лежал рядом с женой и в отчаянии думал, что дальше так продолжаться не может – нельзя приносить Милли в жертву призрачной надежде добыть золото.

– Нам нужно уехать отсюда, – забывшись, вслух проговорил он, – навсегда уехать, забыть о золоте и вернуться в Англию.

Милли слабо шевельнулась, и до него донесся ее шепот:

– У нас нет денег на дорогу.

– Я сумею заработать тебе на билет, а сам наймусь матросом на корабль.

– Нет, дорогой, – с трудом приподняв голову, она смотрела чуть в сторону, – нам нельзя уезжать с приисков, здесь нас ждет удача. Я это чувствую. Я это вижу.

Ничего не ответив, Дэвид потеплее укутал жену, подождал, пока ее дыхание станет ровным, а вскоре и сам уснул, сломленный усталостью и отчаянием. Его разбудил ударивший в глаза свет заглянувшей в окно полной луны. Позже он никогда не мог объяснить, что заставило его торопливо одеться и выйти из дому. Застилавший дорогу туман постепенно рассеялся, и луна освещала дорогу к прииску. Добравшись до места, Дэвид вытащил припрятанные в тайнике инструменты и начал копать, а когда первый луч солнца рассеял ночную мглу, он понял, что наткнулся на золотую жилу, проходившую через его участок.

Спустя месяц Гримвэйды купили кирпичный дом на Викторианских холмах. Из окон дома видны были город Мельбурн – справа, и морская гавань – слева. У подножия холмов катила свои воды река Ярра-Ярра, слева в долине лежала большая деревня Ричмонд. В их доме теперь стояла хорошая добротная мебель, и спали супруги не на разостланном на полу матрасе, набитом сухой травой, а на настоящей кровати. Это стало началом их новой жизни. Весной Дэвид приобрел землю на берегу реки, нанял рабочих для строительства большого магазина, и заключил с капитанами трех крупных судов договора о поставках – цены в Австралии были столь высоки, что торговля заокеанскими товарами давала возможность за короткое время заработать миллионы.

Первый год выдался неудачным – во время бури в Тихом океане затонул пароход, который вез муку из Чили, а сразу после этого в одну из ночей неизвестные разграбили склад товаров. В довершение ко всему сбежавший из больницы маньяк поджег почти отстроенный новый магазин, и тот сгорел дотла. Пришлось вновь нанимать строителей и искать надежных людей для охраны магазина. На второй год предприятие принесло прибыль, но не столь высокую, как они надеялись, а зимой пятьдесят пятого пошел слух о возможном вторжении русских в Австралию – в самом разгаре была Крымская война. Однажды, отложив газету, Дэвид задумчиво проговорил:

– Если вторгнуться русские, они, скорей всего, атакуют западное побережье. Наверное, в Сиднее нам было бы безопасней.

– Русским до Австралии далеко, им хватит дел в Крыму, – возразила Милли, не отрываясь от вязания, – хотя подумать о Сиднее, наверное, стоит.

– Одно только меня смущает, – задумчиво продолжал Дэвид, – говорят, в Сиднее появились профсоюзы…

О профсоюзах он знал мало, но помнил, что покойные родители считали их источником всех зол и беспорядков. Однако Милли, уроженка большого промышленного города, ничего плохого в профсоюзах не видела.

– Профсоюзы организуют забастовки, но не устраивают грабежей, как неудачливые золотоискатели, – брови ее сердито сдвинулись при воспоминании об их ограбленном магазине, – этим бродягам надоедает работать на приисках, они приезжают в Мельбурн искать легкой жизни, а здешняя полиция не в состоянии защитить нас от бандитов. Во всех газетах пишут, что в Сиднее полиция работает лучше, и потом, – она слегка зарделась, – в Сиднее уже несколько лет как открылся университет. Дэвид равнодушно пожал плечами.