– Сначала я решил, что похищенный тминный кекс не самая удачная идея, – сознался я. – Подумал: вот странный выбор! Но вы отлично все обыграли, еще и мальчика задействовали.

– О нет, сударь! – возразил старьевщик. – Я и в мыслях не имел сговариваться с мальчишкой. Кекс действительно был украден!

– Что вы хотите сказать?

И старьевщик поведал, что изначально планировал спрятать зонт, с тем чтобы Дюпон его искал. Но пока он выбирал место для зонта, кекс исчез.

– Как вы узнали, что случилось с кексом? Должно быть, сказали вашему приятелю наблюдать за мной?

– Разумеется, нет! – воскликнул я. – Мне нужно было поглядеть, возьмется он за расследование или не возьмется. Если бы он следил за вами, о каком эксперименте могла бы идти речь?

Инцидент с тминным кексом явно озадачил старьевщика.

– Странный человек ваш приятель. Впрочем, голод не тетка, потому-то он и взялся искать кекс.

Расставшись со старьевщиком, я еще долго думал над его словами. Я слишком радовался многообещающему поведению Дюпона, чтобы задаться вопросом: «Почему Дюпон применил к пропаже кекса свой несравненный аналитический талант?» Действительно: он не пообедал, значит, был голоден; может, он просто прельстился тминным кексом, тем более что потом с удовольствием съел свою долю.


Случай с кексом положил начало целому ряду моих попыток заставить Дюпона тряхнуть стариной. Из Америки я привез сборник «Романтическая проза Эдгара А. По», заложил закладкой рассказ «Убийство на улице Морг» и оставил книгу у Дюпона, надеясь заинтересовать его. Прием возымел действие, чему я очень обрадовался. Первый признак удивительных изменений я увидел однажды вечером, когда я пошел за Дюпоном в кафе «Бельж». Два-три раза в неделю Дюпон любил посидеть в кафе, не обращая внимания на стук бильярдных шаров и разговоры, этак уютно затерявшись среди шума и перепалок. Мне уже случалось бывать с Дюпоном в этом заведении. На этот раз, едва заметив его, я понял: что-то изменилось. Взгляд Дюпона был не таким отсутствующим, как обычно.

Дюпон нырнул в крохотный тесный полуподвальчик. Многочисленные зеркала усугубляли атмосферу азарта и близкой ссоры, царившую в этом помещении. То было излюбленное место лучших парижских бильярдистов, а нынче явился лучший из лучших. Человек этот имел примечательную внешность – ярко-рыжие волосы, такие же брови, красную, воспаленную кожу со следами оспы. Почти всегда он играл один – полагаю потому, что талант его далеко превосходил способности прочих любителей бильярда, что бывали здесь исключительно для забавы. При каждом удачном ударе Рябой издавал победный клич, а при каждом неудачном – ругал себя последними словами.

Кафе «Бельж» было единственным в Париже, где играть на бильярде разрешалось женщинам, зато далеко не единственным, где женщины могли свободно курить сигары. Человека, не бывавшего в Париже, сей факт может весьма шокировать. Впрочем, как и обилие изображений в витринах гравюрных мастерских, равно как и большое количество живых сцен счастливого материнства, наблюдаемых в саду Тюильри, ибо французы выставляют напоказ то, что американцы стыдливо держат в пределах детской комнаты.

Пока я искал глазами Дюпона, некая молодая дама накрыла мою ладонь своей ладонью.

– Сударь, не хотите ли сыграть с нами партию-другую?

– Простите, мадемуазель?

Дама указала на трех нимф за столиком.

– Вы ведь пришли ради бильярда, сударь? Ну так берите кий. Вы англичанин, не так ли?

Молодая парижанка подтолкнула меня к столику:

– Не волнуйтесь. В Париже никто не играет на деньги – только на напитки!

– Видите ли, – заговорил я как можно тише, – дело в том, что я не женат.