– Постой. Хотел у тебя ещё кое-что спросить.

– Ох, давай быстрее, у меня уже пятки мёрзнут.

– Ты не думал… заняться чем-нибудь другим?

– В смысле? Не пить пиво в бане?

– Да нет же! Я о твоей профессии. Ты ведь вор…

Львёнок наигранно застонал.

– Вот давай только без нравоучений обойдёмся?

– Нет, Лео, послушай же! Разве тебе никогда не хотелось попробовать другое дело? Не такое…

– Не какое?

– Как бы это сказать… не столь…

– Давай-давай, говори уже.

– М-м-м… богопротивное?

– Тьфу на тебя! Богопротивное… Сказанул так сказанул! – Лео в раздражении плеснул на монашка водой. – Знаешь ли, умник, боги разные бывают. Твоим, может, и противное. А моим – вполне угодное.

– Я всего лишь хотел сказать, что в мире существует великое множество профессий и ремёсел, за которые не сажают в темницы! – Надулся Юргант. – Почему бы не начать заново? Если тебе не угодны законы божеские, то хотя бы подумай о законах людских!

– Вот именно! Законы писаны людьми, но не все из них служат людям на благо.

– Это уже просто бред! – взъярился монашек, плескаясь в ответ. – Хочешь сказать, закон, запрещающий присваивать чужое добро, есть зло?

– «Зло», «добро» – эти слова прекрасно подходят для театральных постановок, где благородный принц скачет спасать принцессу из логова дракона. А в настоящем мире они не законспектированы, и в жизни нельзя просто щёлкнуть пальцами и однозначно решить, что «хорошо», а что «плохо».

– Рассуждая, как ты, можно вообще выгородить даже самого отъявленного мерзавца. Но на самом деле тебе просто нечего ответить, и в глубине души ты знаешь, что я прав. Не хватает сил признать мою правоту? Так и скажи. А не пытайся найти оправдание своему прошлому, рассуждая о том, что мир не делится на два цвета.

– Слушай сюда, мудрец лопоухий, да мотай на ещё не отросший ус! – рявкнул Лео, выскакивая из воды. – Вот именно, мир не делится на два цвета. Он одного цвета – серого! И да, в нём определённо есть плохие люди, которые совершают определённо плохие поступки, однако большинство из нас, словно слепые, бродят в этом сером тумане и пытаются нащупать тропу, что выведет к солнцу. Но когда упираешься в непреодолимую стену, волей-неволей приходится искать обходной путь. Зачастую люди, нарушая законы, всего лишь пытаются не сдохнуть с голоду. И в таких условиях уже не до размышлений, хорошо ты сейчас поступаешь или плохо. Ты просто берёшь, что можешь, и бежишь, надеясь, что тебя не успеют схватить за руку, а украденная горбуха хлеба и стянутое покрывало позволят дотянуть до следующего утра.

Монашек сидел в воде, исподлобья глядя на Лео, пока тот распалялся всё сильнее.

– Такие люди как ты, Юргант, кто всю жизнь прожил внутри своего сытого, обутого и одетого мирка, почему-то не задумываются о том, что за его границами существуют и другие миры – такие, где убивают за хорошие ботинки или пару серебряных монет! А вы попробуйте как-нибудь спуститься и осмотреться. Сразу же поймёте, что мир гораздо шире и страшнее, чем тот, что окружал вас прежде. Да, легко рассуждать о морали и законах, когда у тебя в детстве был дом, крыша над головой, любящая родня и миска горячих харчей. Однако посмотрел бы я на тебя и других, подобных тебе, глашатаев законов божьих, если бы вы оказались на улице в одиночестве, без друзей, без крова, без надежды на новый день, зная, что вы на хер никому не нужны, и единственный человек, кого волнует твоя судьба, это ты сам! А до зимы, когда улицы заполонит белая и холодная смерть, остаются считанные дни, понимаешь? Дни до того часа, когда ты упадёшь, не сможешь подняться, околеешь и обратишься очередным замёрзшим куском дерьма, чтобы утром безразличные служители Сатиры погрузили тебя в телегу, где уже покоится десяток таких же никому не нужных сосулек, и отвезли за городскую черту, чтобы скинуть в братскую могилу. И никто не узнает о том, как тебя не стало, и где ты похоронен, никто не прольёт слезинки над местом твоего упокоения. Раз-два, дело сделано! Был человек, и нет человека. Знаешь, сколько раз я видел подобное и не мог избавиться от мысли, что завтра это случится со мной? Я отвечу: много. Слишком много для одной жизни. Так что не смей – слышишь? Не смей учить меня, как жить, не побывав в моей шкуре.