Однако прежде чем один из них смог захватить империю, их отцу сначала необходимо было стать султаном. Если Баязиду не удалось бы взойти на трон, их, скорее всего, просто убили.

Когда Селиму было 10 лет, его дед Мехмед Завоеватель – человек, которого он глубоко уважал и любил (гораздо больше, чем своего отца, по мнению некоторых современников), лидер, которому он стремился подражать, – страдал от сильных болей в животе, находясь на военной службе к востоку от Стамбула, столицы, которую он завоевал почти 30 лет назад. Топот лошадей возле шатра немного успокаивал его – человека, проведшего большую часть своей взрослой жизни на войне. Но время от времени его охватывала паника. На помощь ему пришли имамы и врачи, а у его постели стояли близкие советники. Около четырех часов дня 3 мая 1481 года в возрасте сорока девяти лет Мехмед – самый великий султан, которого когда-либо знала империя, – испустил последний вздох. Со слезами на глазах великий визирь закрыл глаза своего почившего правителя и начал организовывать транспортировку тела в стамбульскую мечеть Фатих, которую Мехмед II построил как свой вечный дом.

Смерть султана сопровождалась подозрительными обстоятельствами. Все улики указывали на яд, повсеместный страх ощущался в залах дворца. Недовольные советники и военные командиры, иностранцы и, прежде всего, собственные сыновья Мехмеда II – у всех были свои причины отравить султана. Потенциального убийцу было трудно вычислить: он мог медленно травить свою жертву, оставаясь на расстоянии. Яд – идеальное оружие, некоторые его виды приводят к смерти только через несколько месяцев. Однако не будет преувеличением сказать, что тело османского правителя защищалось, пожалуй, лучше всех на земле: оно окружалось сложной системой проб воды и пищи, медицинского наблюдения, и подмешать яд было почти невозможно. Дворцовые администраторы, например, заставляли императорских поваров давать своим детям есть из тарелки султана, прежде чем та доставлялась к его столу. За последние годы войны между Венецией и османами Венеция предприняла по меньшей мере десяток покушений на жизнь Мехмеда II, и некоторые полагали, что Венеция подкупила одного из личных врачей султана, перса, чтобы тот убил его. Другие считали, что виновен один из его сыновей. Несмотря на множество слухов, ходивших в то время, и по сей день точная причина смерти султана остается загадкой.

Мехмед умер, что знаменательно, всего в нескольких километрах от могилы Ганнибала Карфагенского, известного полководца и стратега древности. Ганнибал сражался с Римской империей в III веке до н. э.; восемнадцать столетий спустя Мехмед разгромил последние остатки римлян на востоке – Византийскую империю. Империя Мехмеда унаследовала мантию римлян, что так и не удалось сделать Ганнибалу. После десятилетий пренебрежения и убыли населения Константинополь – ныне Стамбул Мехмеда – пережил возрождение, вселяя страх в каждого европейского лидера от Генриха VI Англии до папы римского Николая V, который видел в этих событиях предзнаменование надвигающегося конца света с Мехмедом в качестве Антихриста и османами («пехотой дьявола»). Из второго Рима османский султан мог нанести удар по первому – сценарий, который казался европейцам пугающе реальным в 1480 году, когда Мехмед захватил крошечный портовый город Отранто на итальянском полуострове. Однако с его кончиной и последующим отступлением Османской империи из Отранто дела прояснились, воодушевив европейцев поверить в то, что Бог все-таки на их стороне.

Потребовалось несколько недель, чтобы новость о смерти султана распространилась по Европе, и восторг был буквально взрывным. Фейерверки пронзили ночное небо, и во всех европейских столицах зазвонили церковные колокола. В день смерти Мехмеда на острове Родос случилось землетрясение – еще одно небесное предзнаменование. «Тот второй Люцифер, второй Магомет, второй Антихрист», захватчик второго Рима ушел. «К счастью для христианского мира и для Италии, – писал прокуратор базилики Св. Марка в Венеции, – смерть остановила свирепого и неукротимого варвара». Со смертью Мехмеда Европа получила столь необходимую, хотя и кратковременную, передышку от периодических крестовых походов, которые она чувствовала себя обязанной вести против своих мусульманских врагов после 1453 года, – хотя тогда, как и во многих случаях, чувство христианского долга не соответствовало перспективам реальной войны, поскольку европейские державы часто не могли собрать надлежащие боевые силы. Армагеддон был предотвращен, а значительные финансовые обязательства правителей многочисленных европейских государств перед Османской империей теперь казались подлежащими пересмотру.