Давид развернулся к нам лицом, он начал плакать и говорить:
– Ах, ты сучий выродок! У тебя не хватает смелости убить меня, и поэтому ты даёшь сделать это доктору Рею.
Шут улыбнулся, снял пистолет с предохранителя и сказал:
– Берёшь меня на слабо?
В этот момент Давид выхватил кухонный тесак из башки жирного человека и побежал на нас. Шут ухмыльнулся и сказал:
– Как неразумно, – после чего сделал выстрел прямо в голову.
Выстрел был мощным, мозги его оказались на стенах и на мониторах. Я был беспомощен, я ничего не мог с этим сделать. Я сел на стул и просто смотрел на Шута. Тот вытащил зажигалку и опять сделал вид, словно закуривает.
– Это нужно было сделать тебе, док, тебе, а не мне…Нужно было просто нажать на курок. Ладно, пойдём, скоро тут будут копы, думаю, и спецназ тоже, так что идём.
Я встал, но сил уже не было.
– Куда мы идём? – спросил я с таким унылым голосом, как будто вот-вот потеряю сознание.
Шут открыл дверь и пошёл в сторону лифта, но потом резко остановился, вытащил лезвие и начал аккуратно делать надрезы на своём лице. Он не издал ни звука, словно боли он и вовсе не ощущает. Он снял с себя лицо, словно маску, и выкинул его на пол. С лезвия капала кровь, он подошел ближе и начал резать вновь. Я был в шоке, руки и ноги стали ватными, я не мог двигаться. На нём было ещё одно лицо, но уже другое.
– Понимаешь, док, люди каждый день надевают на себя маски, чужие лица, чтобы понравиться кому-то, чтобы его признали лучшим. Они превращаются в другого человека ради глупого признания кучки идиотов, сборища неудачников и жалких тварей.
В школе надо мной часто смеялись, потому что я писал с ошибками, я не мог так быстро решать примеры по математике, как мои одноклассники; надо мной издевались, меня не воспринимали всерьёз. А я так хотел друзей, так хотел быть с ними, что стал учиться ещё лучше, стал ходить к репетиторам, ночами я не спал и старался, но им было плевать. Они лишь хотели издеваться дальше, они получали от этого удовольствие. Я был одиночкой, со мной никто не хотел дружить, никто не хотел общаться. В школе мне нравилась одна девочка, и когда я подошел к ней, то её братец плюнул мне прямо в лицо. А за что?! За то, что я хотел пригласить её в кино. Я не выдержал такого позора и убежал домой. Я взял охотничий нож отца и на следующий день зарезал семерых, включая ту девочку и её брата. Я не мог жить с этим, я не мог понять, почему они были так жестоки ко мне. Но потом, сидя в камере для особо опасных, я понял: я не надел лица, я не надел маску, чтобы им понравиться!!! Я не притворился тем, кем не являюсь, я был самим собой, и им это не понравилось! Маски я так и не научился надевать. Но! Я научился пришивать другие лица, ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-аха…
Он показал себя в истинном облике – это то самое безумие, которое пугает до чёртиков. Он снимал лица за лицами; отрезая, он лишь улыбался, его глаза были бездонной тьмой, они стали чёрными-пречёрными, я лишь видел в них своё отражение. Он резко остановился и пошёл в сторону большого стеклянного окна, с которого было видно въезд в больницу и двор самой больницы. Я медленно подошёл к нему, я даже не пытался убежать…Да и куда бежать – повсюду его люди. В левой руке у него было лезвие, с которого капали мелкие капельки крови, а в правой руке он держал своё лицо. Я не мог разглядеть, какое на нём сейчас лицо, оно было всё в порезах и крови. Было непонятно. Он молча смотрел на мир до тех пор, пока покой не нарушили полицейские и вертолёт.
– Ух ты, док, смотри!!! Твои спасатели, какой сюрприз!! Как же они узнали про нас? Им, наверное, кто-то подсказал? Да? Как думаешь, кто-то нас сдал!?