Она пристрастно рассматривала свое тело в зеркале. Не очень молодое, зрелое, но хорошо сохранившееся благодаря пластике груди и регулярным тренировкам.

Никому не нужное.

С каждым новым днем ее тоска все больше выходила из-под контроля. Желание еще раз испытать силу страсти. Хоть немного постоять на краю настоящей жизни. Она положила руки на грудь и прикрыла глаза.

Забыться. Поддаться порабощающей силе и отпустить поводья. А потом отдыхать в объятиях и чувствовать, что ты нужна.

После быстрой прогулки ровно в десять она открыла дверь бутика Louise на улице Нюбругатан.

Здание принадлежало АО «Рагнерфельдт». ЯнЭрик с одобрения Акселя устроил этот бизнес для нее семь лет назад, когда стало очевидно, что ее писательский талант иссяк так же внезапно, как и появился.

Эксклюзивная брендовая одежда для платежеспособных клиентов, большинство из которых проживало в соседних домах. Луиза изо всех сил старалась соответствовать тому образу жизни, который ей полагалось вести, но это требовало все больше и больше жертв с ее стороны. В свое время она получила диплом программиста, но после декретного отпуска по специальности не работала. И ее знания быстро устарели – с учетом скорости развития информационных технологий. К тому же Ян-Эрик считал, что ей больше подойдет роль хозяйки бутика, и она недолго думая согласилась. Конечно, бутик – это светское хобби. Доходы невелики и на семейный бюджет не влияют. Но у нее появилась своя ниша, и Ян-Эрик мог с чистой совестью заняться собственными делами. Если же она говорила, что он слишком много работает, он отвечал, что это необходимо для поддержания уровня жизни их семьи. Таким образом, Луиза попала в полную зависимость от Яна-Эрика и семейного предприятия Рагнерфельдт.

Она оставила верхнюю одежду в крошечном гардеробе за прилавком, вынула из сумки мобильный. Ян-Эрик так и не позвонил, хотя она оставила на его автоответчике напоминание о том, что у дочери сегодня спектакль.

Тяжело вздохнув, Луиза набрала номер Алисы Рагнерфельдт. Ответили, как обычно, не сразу. Свекровь страдала от стенокардии и уверяла, что в лечебных целях доктор велел ей каждое утро начинать с глотка виски величиной с бутылочную крышку. Какими крышками пользовался доктор, Луиза не знала, но у свекрови они наверняка были гигантскими.

После двенадцатого сигнала трубку наконец сняли.

– Алиса Рагнерфельдт слушает.

– Это Луиза. Как вы себя чувствуете?

В трубке замолчали. Луиза пожалела, что спросила именно так, – ответ она знала заранее.

– Спасибо, как обычно.

Луиза поспешила задать следующий вопрос до того, как началось подробное описание самочувствия свекрови.

– Я звоню спросить, не хотите ли вы пойти сегодня вечером в школу к Элен на спектакль?

– Вечером?

– Да, в семь.

Последовало долгое молчание. Луиза слышала тяжелое дыхание Алисы. Затем прозвучал обязательный вопрос:

– А Ян-Эрик придет?

– Не знаю, если успеет. Вчера у него была лекция в Гетеборге, он должен вернуться либо дневным, либо вечерним поездом.

Отвечая, Луиза вдруг задумалась, почему она не говорит правду. Почему всегда инстинктивно защищает его. Всякий раз, когда она сталкивается с его родителями, у нее в голове словно срабатывает рубильник, включая режим внешнего благополучия, который нужно сохранить любой ценой, чтобы никто не усомнился в том, что она на что-то годна.

Если отношения Луизы с Акселем в последние годы пребывали в состоянии неопределенности, то ее контакты с Элис всегда отличались высокой эмоциональностью. Поначалу свекровь демонстрировала ей откровенное неприятие, но с годами смирилась с обстоятельствами. Сдержанность – это всё-таки лучше, чем ничего, а для Луизы почему-то было важно, чтобы ее признали, чтобы по-настоящему впустили в свою жизнь. Ей хотелось действительно стать членом семьи Рагнерфельдт, а не просто стоять рядом, греясь в отблесках их славы. Или пылиться в кладовке, как наскучившее украшение.