Никола перекинул дикий взгляд с Ларисы на Андрея. Он не так уж редко имел счастье наблюдать эту веселую семейку «почти родственников», однако, иногда они ошарашивали его. Оба. Вот как сейчас. На призыв мужа Лариса не обратила никакого внимания. Волна, сметавшая на пути все живое и неживое, набирала силу.
– Нет, в ресторан – сегодня. Пить будем только минералку: всем предстоит серьезная работа…
Никола тяжко вздохнул. По всем признакам, Алку и Королева волна уже накрыла. Вон как внимательно слушают эту сумасшедшую, адвокат даже из кресла наполовину выдвинулся, а личико дамы его собственного сердца, в последнее время побледневшее от переживаний, на глазах розовеет, как морская раковина. Детский сад просто! Или уж дурдом?
– А чем ты недоволен, Любавин?
Лариса, уперев кулачки в тощие бока, возникла перед самым его носом. Никола нос отодвинул. А она наступала:
– Нет, не понимаю! Вы так трагично обо всем повествовали, будто происходит нечто ужасное и страшное. А на самом-то деле – это ж приключение, до смерти интересно, Любавин! Ну что ты смотришь, как повешенный перед казнью!
– Мамочка, – гулко заржал Андрей, – повешенный уже никак смотреть не может! Говорю же, тебе нельзя нервничать! Заговариваешься…
Несмотря на смутное недовольство Любавина, разговор закончился тем, что Алла и Никола отправились переодеваться в соответствии с намеченной программой.
Он молча вел машину, удивляясь, как ловко удалось Ларисе поставить ситуацию с ног на голову. А может, с головы на ноги?
А еще Никола удивлялся себе. С того момента, когда он увидел за плечами двух бандитов недвусмысленный знак, он медленно, но верно терял свое лицо. Кажется, это так называется, когда под давлением сильных эмоций – страха, боли, ненависти, унижения – человек меняется, перестает быть тем, кем был еще вчера. Ладно, если теряется только «лицо». А если корежится душа…
Вот зачем ему все это нужно? Дар это или проклятие – способность видеть тень черного ангела? Если дар, то за какие достоинства? Если проклятие, – за какие грехи?
От непривычных мыслей в голове загудело, словно это была не г
олова, а церковный колокол. Никола опять тяжко вздохнул, паркуясь возле своего дома.
Глава седьмая
Шел дождь – мелкий, словно из распылителя, и пока Никола неверными пальцами щелкал зажигалкой, сигарета намокла.
– Не кури, дурак, умрешь и так, – пробормотал он и отбросил сигарету.
Из дверей ресторана вывалилась толпишка – Аллочка и Королевы. «Не сколько людей, сколько шума» , – пьяненько улыбнулся Никола. Они с Андреем, конечно, нарушили Ларискин запрет на спиртное. Впрочем, дамы тоже сопротивлялись недолго.
То ли коньячные пары помешали, то ли в этот вечер ресторан посетили исключительно праведники, но Ларискин план не удался. Никола не обнаружил ни одного претендента на роль жертвы ее сыщицких подвигов. От радости – может, все и кончилось, не успев начаться?! – Любавин явно перебрал.
Вслед за родной публикой из ресторана вышла еще парочка. Или трое их было – Никола не разглядел, потому что снова попытался закурить. Веселая Лариска рассказывала «бородатый» анекдот, Аллочка расслабленно улыбалась, Королев то ли девушек поддерживал, то ли сам в них опору искал.
Рядом затормозила машина, Никола почему-то решил, что она – для них. Но длинноногая девица на секунду выпустила локоть кавалера и нырнула по плечи в открытое окно салона. Видимо, договорившись с водителем, она обернулась к спутнику:
– Пусик, нам на Преображенку, правильно?
«Пусик» погладил себя по мокрому седому ежику и очень твердо произнес:
– Открытое шоссе, дорогая!